Даша старалась вообще не говорить Кэри Гранту о том, что ей не просто обидно или грустно. Она ревнует. Конечно, себе она признавалась в этом в той же степени, в какой признавала пагубность своей страсти к вину… Но в глубине души она понимала: будь ей все равно, ее бы так не задевала Диана. И, что еще важнее, ее бы точно никак не трогала неадекватная реакция Макса на все это. Да что там, она бы в принципе не стала каждый раз, как только Диана что-нибудь натворит, звонить ему и пытаться «открыть ему глаза». Зачем? Если ей все равно?
И сейчас, чем больше она выпивала в первом часу ночи накануне рабочего дня, тем больше она осознавала истинную природу своих чувств к Диане и Максу. Но что она могла с ними сделать? У них все хорошо и без нее: Макс, похоже, действительно любит своего рыжего гнома, а рыжий гном, разумеется, и мечтать не мог ни о ком лучшем. А у нее вовремя нарисовался этот загадочный Кэри Грант, который, похоже, на руках ее готов носить. Конечно, сегодня вечером она только убедилась в том, что с Кэри Грантом у нее ничего не выйдет: не зря же он, в конце концов, так тщательно от нее скрывается… И да, скорее всего – он попросту женат и с детьми. А Дарье Вазовской такой молодой человек абсолютно ни к чему. Она не была скромницей и прекрасно понимала, что ее внешность способна обеспечить ей практически любого холостяка в этом городе.
А Макс… Это пройдет. Это однозначно когда-нибудь пройдет.
Даша с трудом встала и, пошатываясь, направилась к ноутбуку. Она не была настолько пьяна, чтобы шататься, но все же зачем-то она покачивалась, как маятник на уроках физики. Конечно, будь она сейчас в обществе, она безукоризненно бы держалась, но она была одна, она была обижена и ей непременно хотелось шататься.
Подключив ноутбук к колонкам, Даша включила свою личную песню-табу. Песню, под которую она иногда могла всплакнуть. Даша была глубоко убеждена, что для каждой девушки на этом свете найдется мелодия, под которую она разрыдается, как пятилетняя малышка, которую мальчик больно дернул за волосы. Но сама Дарья Вазовская была также абсолютно убеждена, что она – не «каждая». Не в том смысле, что для нее не существовало такой песни-табу, нет. Даша считала себя порядком сильнее, чем любая другая девушка на планете.
Например, она всерьез гордилась тем, что никогда не плакала. Нет, разумеется, бывало, она пускала слезу, пока никто не видит (в том числе, под эту самую песню). Но в этой жизни она могла припомнить всего один-единственный случай, когда она всерьез рыдала, ревела и чуть ли не истерила. Ей было лет одиннадцать, у нее еще смешно курчавились волосы и были они заметно темнее, чем сейчас. Она стояла в аэропорту Ростова-на-Дону и провожала из родного города своего старшего брата, Марка, в Лондон. Он улетал надолго: готовился поступать в Оксфорд, осваивать какие-то финансовые мудрости. Тогда Даша смотрела на него