Чего только не происходило с его задрипанной лоханью в нашем плавании. Трижды ломался дизель, порвалась тяга между автопилотом и рулем, и корабль закрутился на месте (Мэтью даже пришлось держать самый настоящий штурвал, пока Пол занимался починкой). Далеко неполный перечень наших ЧП, о других я напишу чуть ниже. А пока корабль без паруса замедляет ход, скачки на волнах становятся мягче.
Я поворачиваюсь к моим мокрым и замерзшим детям, вспоминаю бешеное родео яхты по волнам и скользкую палубу, и спрашиваю: «А если один упадет за борт, что будет делать второй?» «Прыгнет спасать его», – без тени сомнения выпаливает Стася. «Глупая, лучше потерять одного ребенка, чем двоих. Подумай, легко ли будет найти пловца в кромешной темноте среди таких волн».
Мы спускаемся вниз. И тут выясняется, кто на корабле самый невезучий. Оказывается, это Андрей Матвеев устал сидеть на стуле в камбузе и решил прилечь на диванчик. Буквально через пять минут столкновение с волной швырнуло его на пол в проход, бедняга так шабаркнулся, что даже не заметил, как на него упала дверь, а потом по нему пробежал я. Андрей жалобно постанывает, но капитан-кок-доктор Пол ставит ему диагноз: ушиб. Починив, хотя бы морально, Андрея, кэп берется за ремонт двери.
Я искренне восхищен золотыми руками Пола, он может починить все что угодно. Правда, эта вещь скоро опять сломается, но он будет чинить ее снова и снова. Это не имеет отношения к финансам, это состояние души. Я это понял, когда, вернувшись на Раротонгу, проехал на поломобиле. Я думаю, что на всемирном конкурсе самых развалившихся автомобилей машина Пола заняла бы весьма достойное место. Да и яхта бы неплохо выступила в своем классе.
Намаявшись, мы сгоняем болезного Матвеева на угловой диванчик в камбузе, где он пытается заснуть, свернувшись в колечко, а сами устраиваем втроем кучу-малу на диване в кубрике. Матюхин героически уступает нижний ярус койки Алексееву, и устраивается в коридорчике, ведущем в носовой отсек. Спать на носу больше желающих нет. И это правильно, потому что погода продолжает ухудшаться.
Утром я осторожно выползаю из-под детей и выглядываю в иллюминатор. За окном тропический ливень стеной, люк на палубу задраен, внутри жуткая духота и запах немолодых мужчин. Качка больше, чем вчера, океан штормит, и наша 18-метровая скорлупка, как Ванька-встанька, переваливается с боку на бок.
Через пару часов просыпается Пол и готовит на завтрак макароны с томатным соусом и цыпленком. У измученных морской болезнью нет аппетита, Стася на голодовке. Мы с Мишей и капитаном садимся завтракать. К нам робко присоединяется Мэтью, но не успевает он прикоснуться к еде, как очередной вал накреняет нашу посудину. Яхта практически ложится на бок. Мы сами, наш стол и Мэтью, на прикрепленном к борту табурете, подымаемся вверх и нависаем над противоположной стенкой камбуза, где мойка и плита. В этот момент табурет, любовно