Намедни ехал с коллегой Даниилом, и рассказывал ему о французских письмах Сомова, который перечитывая их – умилялся, однако дневниковые записи свои того же времени ругал. Вспомнил, что все нами написанное в чутком и тонком – молодом возрасте спустя время очень ранит своей голостью, своим наивным отношением и розовостью восприятия. Мы смущаемся самих себя, ибо думаем, что изменились в хорошую сторону и стали мудрее, но при этом нам все труднее сходиться с людьми и заводить настоящую дружбу. Я помню как, будучи подростком, после школы, достаточно быстро и легко заводил диалог который мог перерасти в знакомство и дружбу. Сейчас жутко обособлен и закрыт, ленив до открытости, до простой чувственной глупости…
Момент из истории выплыл (об этом я говорил Даниилу) – когда мне было лет 5—6, я уже умел разбирал буквы, я брал письма Николая и удивлялся каллиграфическому почерку и чернилам. Чернила сохранились бледными и буквы казались пришельцами из другого века. Николай писал из армии. Писал в основном своей семье, сестре Вале, отцу Геннадию, и матери Надежде. Письма писались каждый день, иногда дважды в день. Писем был полный старинный чемодан. Я сижу на кухне у Марии (вроде это было именно там) и слушаю как Надежда читает, улыбаясь, письма сына, рядом жена Николая, Татьяна. Она смеется, в строках писем она присутствует, как и многие родственники, про которые мне тут же рассказывают, ибо не всех я знаю. Николай жутко смущен и даже рдеет. Это удивительно как он реагирует на свои же строки. Тут во мне происходит некий внутренний разрыв. Я вижу реакцию автора строк, его смущение и нежелание чтения писем, но внутри у меня безумное любопытство. Любопытство историческое, о родне, о быте в армии, и какой-то новой стороне человека которого я знаю как строгого отца и серьезного, где-то даже сурового человека. А тут перед письмами и в письмах – юнец, пасующий перед самим собой. Письма очень наивные и от этого бесценно душевные и дорогие. Удивительно. Николай вырывает письма из рук и просит не читать. Немного времени спустя ящик писем перекочует на чердак, а еще через какое-то время содержимое чемодана будет уничтожено…. Уничтожено, скорее всего, Николаем. Себе мы не прощаем собственной наивности и глупости, пряча наши падения мы блистаем только победами, забывая, что за каждой победой опыт сбитых в кровь коленей…
– В дорогу, по внутреннему импульсу, для чтения, выбрал книгу Волхв