Я пробираюсь сквозь плотно сомкнувшуюся толпу вокруг места казни Сына Человеческого. Едкий запах потных тел, грязных лохмотьев и рубищ не давали мне, не привыкшему к таким запахам, дышать.
Я закричал: «Хочу взглянуть на Учителя своего!» Но воин оттолкнул меня древком копья.
Я снова кричу: «Ведь он – не мы, он – Сын Божий!» Я-то знаю, кто есть Исус Христос. Но воины, охранявшие Его, были все такие дюжие, точно сшитые из воловьих кож. Они ничего не знали и не хотели слушать меня.
Палач, зажимая волосатой рукой тяжелый молоток, со всего размаху бьет по кованой шляпке гвоздя и, как в стену, начал заколачивать гвозди в руки Господни. Кровь из рук Исуса густо брызнула на лицо палача. Но он спокойным голосом говорит: «Потерпи». И берет следующий гвоздь.
Исус покорно лежит и только тихо просит: «Пить!» Он как будто не чувствует боли, только повторяет: «Пи-и-ить!»
Я подошел к стражникам в железных доспехах, сменявших друг друга и карауливших Христа. От шороха сухих камней один воин повернул голову: «Эй, ты зачем подошел сюда?» Он наставил на мою грудь остро отточенное копье. Его руки крепко сжимали древко оружия.
– Давай, человек, уходи, чтобы чего не вышло.
– Я только хочу дать воды казненному, – покорно преклоняя голову, произнес я.
– Не велено!
Глаза мои встретились со взглядом Христа, и этот взгляд проник мне в душу так глубоко, с такой силой рванул в ней струны высокого чувства веры в Господа Бога, что я вздрогнул.
Палач с обрызганным кровью лицом перетянул руки Исуса Христа сыромятным ремнем, затем сквозь ладони Спасителя забил гвозди в твердое дерево креста, чем сыскал одобрение начальников, фарисеев и злобных иудеев. Лицо палача ничем не отличалось от тысячи, от десятков тысяч иудейских лиц, пришедших посмотреть на это зрелище. Его лицо было холодным, волевым, с затаенной энергией, словно изваянное из камня. Черные глаза, плотно сжатые губы, ни одной жалостной черты, ни проблеска снисходительности или злости не было в его лице – только железная воля. Глыбой возвышалась над толпой его неотесанная фигура. Во всем проглядывался человек без воображения, фанатик своего дела, а следовательно, истинный иудей, у которого, как у большинства его соотечественников, казнить человека другой веры укладывалось в жестокие рамки их священной веры и исполнения долга.
Человеческая история знает сотни таких палачей. Это они казнили Спартака, Степана Разина, Николая II с такой же неизменной железной энергией, с тем же сознанием своей веры, с теми же холодными замкнутыми лицами. Но только я об этом подумал, как тут же увидел, что с каждым новым ударом молотка палач свирепел все больше и больше. Его лицо покраснело, на шее надулись толстые жилы, глаза налились кровью.
В три часа после полудня Христа распяли.
Бесшумно подошел, плотно придавливая в пыль ноги, обутые в сандалии без тесьмы, иудейский