– Правда, – ответил Виктор, снимая обувь, одежду и сразу же с блаженством падая на кровать.
– А, правда говорили, что ты Лютого положил и еще его двоих людей?
– Правда.
– А ты меня научишь драться на мечах?
– Лучше я тебя на гитаре научу играть.
– Честно?
– Честно, – ответил Виктор.
И почти проваливаясь в сон, пробормотал:
– Только ты это… Если к дочкам тетки полезешь, я тебе яйца оторву, – он протяжно зевнул и уже совсем неразборчиво закончил: – и жонглировать… заставлю…
– Да нужны они мне больно, – возмутился Кропалик, – Других, что ли нет и краше и сговорчивее.
Парень еще долго что-то объяснял, но Сомов его уже не слушал. Он крепко спал.
Виктор провалялся в постели почти до обеда и когда поднялся, обнаружил, что в комнате кроме него никого нет. В помещении появилась импровизированная кровать из составленных лавок и накрытая серым одеялом. К своему стыду Виктор осознал, что предложив вчера Кропалику кров, он позабыл обо всем остальном и позорно уснул. Хорошо, что мальчишка не растерялся и смог позаботиться о себе самостоятельно.
Сомов спустился вниз на звучащие голоса и обнаружил Нуршу и племянника беседующих на кухне.
Хозяйка при его появлении кинулась накрывать на стол и проявила чрезмерное уважение, которого вчера не было и в помине. Не иначе, как племянник ей наплел лишнего. Обращаясь к Сомову, она называла его то господин Эцио Аудиторе да Фиренце, то господин Музыкант. Стало ясно, что Кропалик выложил ей все, что знал про нового постояльца. Выждав минуту, кода он остался с мальчишкой наедине Виктор сделал страшное лицо и предупредил:
– Будешь много болтать – язык отрежу. Понял?
Пацан так испуганно закивал головой, не раскрывая рта, что Виктору даже стало неловко. Как-то он слишком быстро вжился в роль крутого плохого парня. «Оторву», «отрежу» эти слова вырывались у него сами собой. Вчера он убил двух человек, впервые в своей жизни, а никаких переживаний по этому поводу не испытывал. Что с ним происходит? Когда он успел очерстветь настолько, что даже убийство не вызвало в нем никаких мук совести и ничуть не помешало ему прекрасно выспаться. Неужели суровый мир Осаны так сильно деформировал его личность, что зло и жестокость воспринимается им уже как норма? Почему я веду себя, как грубый безжалостный бандит, задумался Сомов, может потому, что я и есть теперь самый настоящий бандит? Из раздумий его вывел голос Нурши:
– Господин Эцио, а кто же сейчас на центральном рынке заправлять будет, раз Лютого не стало? – она посмотрела на него хитрыми глазками и, не дождавшись ответа продолжила: – Место там уж больно хорошее, доходное. Я так мыслю, что этот рынок теперь Старый к своим рукам приберет с таким-то сильным воином.
Виктор грозно покосился на Кропалика. Тот опустил глаза и вжал голову в плечи.
– Вы бы замолвили за меня словечко перед Старым, чтобы людишек моих на рынке не трогали. Я в долгу не останусь.
– Там