Темно и тихо было в комнате. На столике мерцала свеча, но постель тонула во мраке. Балконная дверь была приоткрыта, однако в комнате царил тяжелый, застойный дух, который свойствен всем покоям, где лежат давно и тяжело хворающие. Прежде Лиза его как-то не замечала, а нынче, надышавшись свежим запахом полей, как никогда ясно ощутила, что смерть, коя все стирает во прах, уже стоит у самого изголовья Августы. И ей с такою яркостью вспомнились картины их первой встречи на жалкой фелуке посреди Эгейского моря; бегство с Адриановой виллы; бешеное сражение в остерии «Corona d’Argento» и Августа в подоткнутой рубахе со шпагою в руках; ее лицо, просветленное созерцанием величавых римских руин, что впервые ужалила в самое сердце пробудившаяся совесть: за то, что мало отдавала ей своего внимания, что дерзала сердиться на нее за свою усталость; за то, наконец, что глотнула сегодня пьянящего, вольного счастья, никогда не знаемого бедняжкою Августою, не ведавшей в своем строгом, суровом бытии блаженства любви, опьянения ласкою, трогательных воспоминаний… По счастью, жизнь, исполненная страданий, отучила Лизу слишком долго предаваться сердечным угрызениям. Так и сейчас – она мгновенно вспомнила совет Джузеппе, которого нипочем не получила бы, не сбеги нынче из дому!
Лиза шагнула к окну, решительно распахнула все створки и некоторое время постояла, с наслаждением вдыхая свежий воздух. Усилившийся к ночи ветер трепал, сгибал стройные струи фонтанов, всколыхнул огонек свечи у постели Августы…
Лиза торопливо вернулась к ней, вслушалась в тяжкое, неровное дыхание; потом, чуть приподняв горячую голову подруги, сняла с ее шеи крестильный крестик и кипарисный крест с драгоценной реликвией – подарок Чекины. И так велика была ее вера в слова Беппо, что ей почудилось – хотя этого, конечно, не могло быть! – будто дыхание больной враз сделалось спокойнее, а лоб – прохладнее.
Ободрившись, Лиза раздвинула пошире полог, чтобы свежий ветер достигал постели, перевернула и взбила подушки; затем, отыскав на столике ложечку, принялась поить Августу красным кисловатым вином.
Та оставалась в своем полузабытьи, однако пересохшие губы и гортань жадно впитывали освежающее питье, и Лиза остановилась, лишь когда заныла рука, приподнимавшая голову больной. Приглядевшись, Лиза, к своему изумлению, увидела, что в бутыли осталась едва ли половина, а Августу вдруг пробрала сильнейшая испарина.
Лиза засновала по комнате, поднося таз, обтирая исхудавшее тело подруги, перестилая постель и меняя Августе рубашку; и наконец спохватилась, что пробыла здесь слишком долго и вот-вот появятся Хлоя или фрау Шмидт, всегда бравшие на себя обязанности ночной сиделки. Ей отчаянно не хотелось сейчас объясняться с ними, а потому она еще раз коснулась лба Августы, убедилась, что жар резко спал, и на цыпочках вышла, сжимая в одной руке полупустую бутыль, а в другой – два крестика, которые надо было куда-то деть.
Она кинулась было в столовую – вернуть