– На раздаче. Просил уходить скорее.
– Так. – Путник поднялся. – У меня была мысль сообщить как можно большему числу наших, что можно уйти. Но, похоже, нашёлся бы тот, кто предал бы. Ты прав. Потихоньку буди остальных, и по одному…
В подземный ход перебрались незамеченными. Иван остался сидеть на очке, чтобы отслеживать смену часовых на вышке. Старший сержант сделал лопаткой выход на поверхность примерно за полчаса. Но выждали некоторое время, пока прошла первая смена часовых. Вылезли поочерёдно за Путником, Иван замыкал шестёрку беглецов. С большими предосторожностями отползли от лагеря метров на полсотни и готовы были уже подняться и в нетерпении бежать подальше от места заключения, когда из-за облаков выкатилась почти полная луна и осветила все открытые места. Путник предупреждающе поднял кулак и пополз дальше, выбирая затенённые участки леса. Когда стало ясно, что удалось выбраться не замеченными часовыми, старший сержант поднялся, дождался, когда все сгрудятся возле него, сказал негромко:
– За мной шаг в шаг, чтобы не наступить на сучок, не нашуметь – ночью далеко слышно, собаки… А луна нам теперь в помощь.
И направился в сторону лесосеки, теперь уже выбирая светлые места меж деревьев. Надеялся, что утром выведут на просеку лесорубов и они затопчут всё, собаки на время потеряют след.
Старший сержант шёл, всё ускоряясь, не оглядываясь, зная, что его товарищи способны выдержать высокий темп.
Когда строили укрепления по границе, то после работы возвращались в расположение полка бегом. Все десять километров. Так распорядился командир роты Бодров. Он сам бежал впереди, легко, словно его несло ветром, а за ним, тяжело топая ботинками, рота. Первую неделю бойцы роптали, некоторые отставали и даже падали в изнеможении, ругая втихую командира. Но он не отступал от заведённого правила, заставлял тех, кто выносливее, помогать слабым и вскоре добился, что вся рота являлась к ужину полным составом.
Несмотря на тяжёлую работу в лагере и плохую пищу, Иван и его товарищи всё ещё сохранили запас наработанной за три месяца выносливости, поспевали за Путником. Часа через полтора старший сержант, выйдя на поляну, ярко освещённую луной, остановился. Остановились и бойцы, взмыленные гонкой.
– Перекур, – объявил Путник, – и военный совет.
Сели на землю. Курящих среди беглецов не было.
Дзагоев снял правый ботинок и вытащил из него стельку. Все с удивлением посмотрели на него. Вслед за стелькой Дзагоев вытащил из ботинка… нож! Нож был без рукояти, лезвие, сточенное на клин, – такими пользуются сапожники при работе с обувью.
– Хм! – Путник удивился. – А я-то всегда думал, что у тебя за походка такая, будто с ногой что. И зачем? Ведь ты ещё до немцев нож спрятал?
– Папа научила, – сказал боец.
– Не научила, а научил, пора бы запомнить, – поправил его Воронов.
– Папа делаэт туфля. Всякий ботинка. Дарил мнэ ножик. – Дзагоев потрогал пальцем лезвие. –