– Следующая – Коминтерн, – через плечо крикнул водитель. Кроме нас с Кушнером все и так, по-моему, это знали.
Среди пассажиров началось шевеление. Кто-то стал протискиваться к дверям, другие занялись своими сумками и мешками или принялись переобуваться в резиновые сапоги. За окнами потянулись деревянные домики с высокими штырями телевизионных антенн, припаркованными у ворот «москвичами» и перевернутыми лодками во дворах.
На центральной площади стоял памятник Ленину. В одной руке Ильич держал кепку, другую вытянул вверх и вперед, очевидно, в направлении светлого будущего. На голове вождя мирового пролетариата неподвижно сидела ворона.
Автобус описал полукруг напротив памятника и остановился. Тротуар оказался сколочен из досок, которые скрипели и пружинили под ногами. Мы с Кушнером отошли в сторону и остановились, чтобы не мешать торопящимся пассажирам. Часть из них пошла через площадь, не обращая внимания на покрывающую ее от края до края жидкую грязь, другие двинулись вдоль домов, где было почище.
– Есть такая примета, – закрываясь ладонью от солнца, Кушнер посмотрел на памятник, – что он всегда указывает дорогу к винному магазину.
Я проследил за направлением руки Владимира Ильича и усмехнулся, прочитав на доме выцветшую вывеску «Продукты».
Двери магазина были заперты на большой висячий замок. Возле дверей стояли четверо парней моего возраста, выглядевших так, словно сошли с экрана фильма о лихих послевоенных годах: заправленные в сапоги темные брюки, кургузые пиджачки и кепки с квадратными козырьками. Когда один из них посмотрел в нашу сторону, у него во рту сверкнула золотая коронка.
– Так вот ты какой, Коммунистический интернационал, – вздохнул я и подтолкнул локтем засмотревшегося на памятник Кушнера. – Давай, Сусанин, веди!
Ориентиром для Мишки послужила церковь, возвышавшаяся над двухэтажными домами, обступавшими площадь. Прищурившись, Кушнер посмотрел на облезлый купол без креста, почесал щеку и неуверенно указал направление:
– Куда-то туда.
Пришлось идти мимо продуктового магазина. При нашем приближении четверка парней замолчала и проводила нас недобрыми взглядами.
Мы пошли по узкой грязной улочке, носившей громкое название Социалистическая. С обеих сторон тянулись одно- и двухэтажные бараки с кривыми дверями и немытыми окнами, с развешенным на веревках бельем во дворах. Прохожих мы не встречали. Кое-где, у самодельных гаражей и сараев, занимались своими хозяйственными делами угрюмые мужики. Один смолил лодку, другие