Боярыня топнула ногой:
– Хочу видеть скоро! Хочу! – Она прилаживала кику, взятую с лавки, на голову, бросила кику о пол. – Чуешь меня, мамка!
– Чую, королевна заморская! Чую, Ильинишна… Смысленого кого налажу за тем змием в ход. Господи прости, вот напасть-то навела себе на голову, а страх на душу старую!.. Ой, мне беда неминучая! Иду, боярыня.
Стуча по полу клюкой, старуха спешно ушла.
2
Беззвучно пригнетая к полу ноги в сафьянных сапогах без подковок, вышел из дальних горниц Юрий Долгорукий. В столовой горнице с синими без цветов стенами между окон, у горок с серебром, стояли два молодых подручных дворецкого в белых парчовых терликах. У стола застыл неподвижно сам дворецкий – седой, почтенных лет. На столе много трехсвечных шандалов. Стол голубеет скатертью из камки, концы скатерти шиты серебряными травами с золотыми копытами. Воевода, перекрестясь, сел к столу, ястребиные глаза скользнули по золоченым братинам и кушаньям на серебряных блюдах. Он, видимо, нашел все в порядке; одно лишь молча показал рукой в перстнях на огонь свечей. Дворецкий бойко отыскал в кармане доломана съемцы, торопливо снял нагар.
– Сказать холопям, что у дверей: боярина Киврина пустить – иных никого!
– Указано, князь.
– Чтоб проводили боярина сюда!
– То им ведомо, князь.
– А столбов тех пошто наставил? – Воевода повел рукой в сторону слуг у серебра.
– По чину, боярин-князь!
– Сегодня без чина.
– Подьте вон! – махнул молчаливым слугам дворецкий.
– И ты, Егорка, за ними; позову – жди!
Дворецкий поклонился, касаясь пальцами пола, ушел.
Застучал посох, и, сгибаясь в низкой двери, гость сверкнул лысиной.
«На то дверь низка, чтобы хозяину кланяться…» – подумал Долгорукий.
Шумя парчовым широким кафтаном, в горницу пролез Пафнутий Киврин, выпрямился, опираясь левой рукой на посох, правой перекрестился на киот с образами в углу, сказал негромко:
– Челом бью! Здоров ли, князь и воевода?
– Спасибо. У меня без мест – садись, боярин Пафнутий Васильич: гостю рад.
– За экую благодать пошто не сести? Сяду, князь Юрий…
Желтая рука Киврина простерлась в сторону яств.
– Ну, уж коли то благодать, надо почать с нее – вот фряжское, боярин.
– Ой, князь Юрий Олексиевич, чем почсствусшь, того съедим и изопьем.
– Чествую всем, во что, боярин, твои глаза глядят и куда рука забредет. За моим столом не будь гостем, будь хозяином. Служить некому, холопей услал я: лишнее ухо нашим сказкам не должно внимать…
– Ой, и разум у князя Юрия, вот уж люблю таких! Такими, как ты, князь Юрий, жива наша мать-Русия…
– Пей еще, боярин Пафнутий!