Через двадцать минут я был в цехе. Завод стоит. Прибыли три заместителя министра. Комиссия занимается расследованием. Кипит работа по разбору завалов. Я попал к жене в роддом только на пятые сутки. Передавал ей записки прямо из цеха. О взрыве молчал. Врал, что начальник цеха заболел, обострилась язва желудка, лежит в больнице, поэтому никак не могу вырваться с завода. Трое суток разборка завалов велась днем и ночью. Было около двухсот человек из армейских частей. Искали погибшего. Нашли на четвертый день. Тогда я первый раз уехал домой поспать. Где-то на пятый день появился у роддома перед окном палаты, где лежала жена. Запиской вызвал к окошку. Подошел и увидел ее, грозившую мне кулаком. Оказывается, накануне был парень с соседнего завода, у которого жена лежит в той же палате, и объявил громогласно, стоя под окном:
– Мы уже почти неделю разбираем на заводе у соседей взорвавшийся цех, – и назвал номер цеха и мою фамилию.
…В самый последний момент, когда жена позвонила из роддома и сказала, что можно забирать их домой, комиссия, которая сидела в соседней комнате, потребовала объяснить одну из особенностей пуска реактора. Им показался подозрительным режим пуска. Недоразумение оказалось простым, минут через тридцать-сорок я все комиссии объяснил и оказался свободным. Но время было потеряно, час пик прошел, автобусы ходили редко. Когда прибыл в роддом, моих там уже не было. Жену с дочерью обнаружил дома, спрятавшимися за холодильником. Услышали мои шаги по лестнице и, шутя, спрятались от меня. Радость, конечно, была большая, но и огорчение от того, что не успел. А жена объяснила так:
– Вышла, никого нет. Около получаса посидела с ребенком внизу в роддоме. Тебя не видно.
Ждать показалось глупым. Да и окружающие смотрели на нее, как на человека, к которому некому прийти.
…Как технолог я был невиновен. Комиссия сделала предварительные выводы, что за двенадцать дней, предшествовавших взрыву, каких-либо технологических осложнений и причин, способных повлечь за собой аварию и взрыв, не было. Действительно, как потом показали окончательные выводы, авария произошла по механической причине. Труба, работавшая под давлением в 80 атмосфер, имела некачественный сварной шов. Когда разыскали сварщика, который варил этот злосчастный шов (он был уже на пенсии, совершенно преклонного возраста), тот безапелляционно заявил, что шов варил не он, ибо на трубе стоит не личное его клеймо, а выполненный сваркой самодельный знак.
Цех мы восстановили в рекордный срок – за три месяца. Досталось всем крепко. Это было и громадной школой. Недели две я вплотную работал в проектном институте, в проектно-монтажных отделах. Вся документация на восстановление прошла через мой контроль. Чуть позже руководство завода