Начинаем искать место для ночлега. Оно должно отвечать, по крайней мере, двум требованиям: быть сухим и иметь неподалеку воду. И то и другое сейчас для нас проблема. Наконец, с трудом обнаруживаем под вывороченным корневищем лужу, выбираем рядом место посуше, натягиваем тент и раскладываем костер. Вот когда мне пригодился сухой спирт. Так же кстати оказались свитер, куртка и плащ, которые я, досадуя на самого себя, все время тащил за плечами.
И вот пылает огонь. Лес сразу становится иным. За границей света он абсолютно черен и непроницаем, там, где на него падает свет, он тянется в темную вышину стволами, озаренными неровными бликами огня, а между стволов опять темнота. Мы сушимся. Огонь! Благодарение Прометею, что он принес его людям. В черте огня мы как у себя дома. Эйно приносит воду, варим ужин. Мы прошли немногим больше половины маршрута, а сегодня кончается четвертый день и наши запасы. Делим скудные остатки из расчета, что нам придется идти еще два дня и ложимся спать.
И снова утро, серое, но без дождя. Одежда почти сухая. Смотрим на воду, которую вчера в темноте пили сырой. Мутная желто-коричневая жидкость.
– И эту воду мы вчера пили с наслаждением, – говорит Ананьев.
Я чиню прорехи.
Мне и раньше приходилось ходить тяжелыми дорогами, но такая тайга для меня является новью. Даже Ананьев, который двенадцать лет проработал в сибирской тайге и прекрасно знает ее, говорит, что и он впервые в таком тяжелом маршруте. Особенно тяжело, когда ты идешь, идешь и в конце концов не знаешь даже где ты находишься.
Идем мы все время по карте и компасу. Расстояние меряем отсчетом шагов. Иногда натыкаемся на кое-какие ориентиры, иногда идем, идем и начинает возникать неуверенность: а туда ли мы идем, куда следует? Тайга глухая, темная, так называемая "черневая тайга". Уж если здесь потеряешься, ни с какого самолета не разглядят. Но мы идем довольно уверенно. Я, например, целиком полагаюсь на Ананьева, который хотя тоже мучается сомнениями, но ведет тщательную выверку нашего маршрута. А путь чем дальше, тем хуже. Мы спускаемся, очевидно, речной поймой и завалы, чаща и болота совершенно изматывают нас.
Ананьев каждые 10-15 шагов останавливается и сверяется с компасом. И все-таки все время приходится вносить коррективы. И чем больше поправок, тем неспокойней на душе. Черт знает, где мы.
И вдруг возглас:
– Вот она! Река!
Через спутанные ветви, в заросших, запутанных берегах виднелась темная полоска воды.
– Вы