Выборы на фоне Крыма: электоральный цикл 2016-2018 гг. и перспективы политического транзита. Юлия Михайловна Баскакова

крахом надежд на быстрое реформирование России по западному образцу и разочарованием в Западе как «добром полицейском», обеспечивающем справедливый мировой порядок. Именно поэтому начало складываться мнение, что чего-либо позитивного наша страна может добиться только с позиций силы – как военной, так и экономической. Уже в 2014 г. 59 % россиян были уверены, что усиление России представляет угрозу для европейских стран, поскольку сильная Россия способна заставить европейцев считаться со своими интересами, и лишь 15 %, напротив, полагали, что европейские страны заинтересованы в подъеме и укреплении России.[115] Именно воссоединение Крыма и Севастополя с РФ, произошедшее вопреки явно обозначенному желанию Киева, Вашингтона и Брюсселя, подтвердило для большинства наших соотечественников вывод, что сила – не в правде, а именно в силе как таковой. Ибо «слабых – бьют!», как учит нас В. Путин.

      Если теперь мы больше не Европа, то кто – неужели Азия? В новом витке этой многосотлетней дискуссии поучаствовал даже помощник президента В. Путина Владислав Сурков: «И все-таки вряд ли мы третья цивилизация. Скорее, сдвоенная и двойственная. Вместившая и Восток, и Запад. И европейская, и азиатская одновременно, а оттого не азиатская и не европейская вполне».[116] Действительно, миграционный приток в коренные российские регионы выходцев из Азии (впрочем, весьма ослабевший в 2014–2018 гг.), дополняется политикой на укрепление Евразийского союза, при этом нравы и обычаи восточных диаспор скорее сами превращаются в норму жизни, чем адаптируются к русской культуре и традициям. Но проникает ли «азиатчина» в наше общество, как об этом пишет, например, берлинский критик В. Путина Александр Морозов?[117]

      Напомним, что смешение культур и языков, миграционный наплыв – общая история западного мира в последние тридцать лет; быстрый рост численности китайской и вьетнамской диаспор в Канаде, арабской и турецкой – в Германии вовсе не делает их азиатскими государствами! Что касается усиления азиатского вектора в российской внешней политике, то оно вызвано конкретными и понятными геополитическими, военными, экономическими причинами и совершенно не говорит об «азиатизации» российской культуры и социального порядка в целом. Можно согласиться с тем, что, пожалуй, главным отличием правовой и политической системы России было и остается верховенство неписаных, нигде не зафиксированных законов и договоренностей над формальным правом (о чем так ярко и убедительно пишет Симон Кордонский и его последователи). Но причина этого совершенно не в экспансии «азиатчины»! За нее невнимательные публицисты принимают две противоречащие друг другу и разнонаправленные социокультурные тенденции.

      То упрощение, вульгаризация социальных отношений, снижение массового уровня культуры, которые отчетливо проявляются в российском обществе в последние 20 лет, некоторые связывают с реваншем традиционализма в войне с модерном и постмодерном, своего рода сползанием