Его комната была чуть больше трех квадратных метров – почти вдвое меньше традиционной. Крохотные окна сводили освещенность к минимуму, чтобы у гостей обострялись другие чувства. Хозяин и гости располагались очень близко – они могли даже слышать дыхание друг друга. Дорогую селадоновую (разновидность фарфора) вазу для цветов заменил бамбуковой, а еще более дорогую китайскую чашу керамической, которая была выполнена мастером Сёдзиро.[5] Вместо черпака из слоновой кости взял бамбуковый и заменил причудливую бронзовую емкость для воды скромным ведерком от колодца.
Рикю ввел еще одно новшество. Теперь все предметы приносили в самом начале церемонии и убирали в конце. Благодаря этому комната стала чистой и простой, а гости могли целиком сосредоточиться на процессе приготовления, любовании нежной, естественной красотой тщательно подобранных по сезону цветов и обдумывании смысла каллиграфической поэтической надписи в алькове. Ощущение было общим и переживалось одновременно всеми.
Одним решительным движением Рикю изменил культуру чая, превратив ее из поклонения богатству в поклонение простоте. Контраст с эстетическим выбором Хидэёси не мог быть более разительным. Это был смелый, радикальный отход от традиции и общего восприятия желаемого. В те времена, когда народ вел суровую, бедную жизнь, Сэн-но выступил против господствующей культуры избыточного богатства правящего класса и вернул эстетику к основам: к простой, аскетичной красоте, которая пробуждает размышления о природе самой жизни.
Истоки ваби
Хотя Рикю не был изобретателем чайной церемонии, в последние годы жизни он вернул ее к философии простоты и естественности, по сей день господствующей в японской культуре. Чай он называл «чай ваби».
Слово «ваби» (侘 или 侘び) означает «приглушенный вкус».[6] Изначально оно лингвистически было связано с понятиями бедности, недостатка и отчаяния. Происходит от глагола «вабиру» (侘びる) – беспокоиться или томиться.[7] Его можно связать с прилагательным «вабисии» (侘びしい) – несчастный, одинокий, бедный.[8]
Само слово существовало в японской литературе за много веков до периода Рикю: например, оно встречается в древнейшем сборнике японской поэзии Манъёсю («Собрание десяти тысяч листьев»), знаменитом небольшом дневнике Камо-но Тёмэя Ходзёки («Записки из кельи») 1212 года и в стихах Фудзивара-но Тэйки (1162–1241).[9] Но именно в чайной церемонии Рикю ваби приобрело значение эстетической ценности простоты.
При глубоком осмыслении красота ваби кроется во внутреннем мраке. Это высшая красота среди суровых реалий жизни. Как семь веков назад писал буддистский монах Ёсида Кэнко: «Должны ли мы любоваться весенними цветами только в полном цвету, а луной только на безоблачном и ясном небе?»