Это объясняется тем, что мы рождаемся и растём в уже готовом мире. Если нашему взрослению не сопутствуют кардинальные общественные трансформации, то всё проходит гладко и без шероховатостей. Поскольку ребёнок не в состоянии сгенерировать своё мировоззрение самостоятельно, он или она неизбежно впитывают те идеи, которые на него или неё обильно изливают уже социализированные окружающие, считая их естественными и обычными – и в каком-то смысле так оно и есть, принимая во внимание то, что обстоятельства подталкивают нас не в любом направлении, а по ряду, условно выражаясь, избранных.
Вместе с тем не надо наивно верить в то, что человеческие культуры резко отличаются друг от друга. Они разнятся в частностях, но не сущностных нарративах. Даже если и случаются какие-то потрясения и революции – неважно, в какой области – преемственность никуда не девается, просто она становится менее заметной. В конечном счёте, мы не в силах за раз избавиться от родного языка, от кулинарных пристрастий, от традиций и обычаев и т.д., и т.п., и требуются поколения, чтобы это стало новой реальностью – да и то, как правило, в других условиях, как, например, у детей и в среде эмигрантов. И это подводит нас ко второму объяснению.
И снова, мы – социальные животные, но теперь ударение нужно сделать на последнее. Хотя нас и учат, что наша культура особенная, что люди из отдалённых и даже близких мест непохожи друг на друга, что чужакам сложно прийти к согласию из-за того, что они столь уникальны, на самом деле мы все представляем собой один вид, а потому в высшей степени идентичны. На практике – и в теории, но там всё-таки проще – это сложно принять, так что один пример.
Нам свойственно давать названия в том числе и другим зверям – помимо всего прочего. Так, скажем, у нас есть обозначения для медведей и журавлей. Казалось бы, что здесь такого? Проблем, собственно, нет, пока мы не посмотрим на существующие виды этих созданий и не поймём, что они, вообще говоря, разные, и скрещиваться между собой – без последствий, конечно – не способны – как иллюстрация, белый и бурый и, соответственно, японский и стерх.
Понятно, что здесь мы имеем дело с терминологической путаницей, которая смешивает такие биологические категории – они не слишком удачны сами по себе хотя бы потому, что обладают транзитной природой, но не установлены