Мама занималась со мной, играла, рисовала. Она была архитектором. Когда я подрос, мой папа стал уделять мне все больше времени, мы говорили с ним о философии, о музыке; я въедливо спрашивал все, что могло прийти в голову. Все эти воспоминания промелькнули, как слайды, в моей голове, перемежаясь с пустотой, с паузой. Я закрывал глаза и больше ничего не мог вспомнить…
Вот еще кусочек из моей уже юношеской жизни – как я путешествую и пишу какую-то книгу. Потом голос: «Сейчас ты уснешь…» Или это уже в нынешнем мире кто-то шептал мантру… Я не знаю.
С такими мыслями я подошел к зданию, напоминающему пантеон, но какой-то более камерный и уютный, чем тот, который я знал в Риме.
– Есть здесь кто-нибудь? Тук—тук, – сказал я.
Там не было ни дверей, ни звонка.
– Здравствуйте! Меня зовут Павел! – появился из глубины сначала голос, а потом очертания довольно крепкого молодого человека.
– Добрый день! Меня отправила к Вам Эльза, Вы ее знаете?
– Конечно, здесь все друг друга знают, – ответил Павел.
– Ооо!!! Еще один новичок со своими вопросами? Лучше бы искали ответы, чем шляться по морю, – раздался другой резкий голос мужчины постарше.
«Должно быть, это Ромарио», – подумал я.
– Давай, давай закатывай рукава! – достаточно резко заговорил со мной Ромарио.
Я испугался – может, он хочет надрать мне задницу или… как бы это помягче выразиться… морду. Выглядел он как южный житель – нос с горбинкой, кудрявые черные волосы и слегка худощавая прыткая фигура. Я немного напрягся, ожидая худшего.
– Ромарио, прекрати, ты же пугаешь его, – перебил Павел.
Своим добрым тоном он снял мое напряжение, и, поскольку Ромарио больше ничего не сказал, я понял, что в безопасности.
– Давайте присядем, как Вас зовут?
– Меня зовут Эмиль. Я очутился здесь сегодня и совсем не помню, что было до этого утра, и не понимаю, где нахожусь, – ответил я.
Павел понимающе покачал головой:
– Это, как Вы уже поняли, Ромарио; он немного нервный и уставший, потому что давно не спал. Обычно он не такой дерзкий, не пугайтесь.
– Чай с мятой и земляникой, прошу, милейшие, – язвительно произнес Ромарио и сел за большой прямоугольный стол, приглашая нас своими жестами.
Стол был из красивого, очень темного дерева, похожего на макасар или эбен. Эти названия тоже как-то неожиданно всплыли из моего подсознания. Я молча осмотрел обстановку.
Интерьер так называемой обсерватории слегка напоминал научную лабораторию. Здесь не было компьютеров, колбочек и сложных технических приспособлений, но валялись кучи исписанных бумаг, висели листочки с какими-то расчетами и формулами, кое-где стояли макеты из дерева. На другом, таком же большом столе лежал огромный лист бумаги, и на нем была начерчена схема, похожая на генеалогическое дерево.
«Чай