ознакомиться с последними новостями, понять, чем живет столь невероятный город. Я листал шуршащие страницы, едва разбирая текст, – так сильно занимал меня бурлящий вокруг поток. Наконец, сосредоточившись на заметке об открытии новой галереи, я перевёл взгляд на ближайшую колонку, где публиковались сообщения, связанные с работой полиции, и разные сведения о совершенных недавно преступлениях, особенно волновавших общество. Газета едва не оказалась захлопнутой, дорогу передо мной пересекли две дамы, одетые по последнему слову моды, и я невольно засмотрелся на них, приподняв шляпу, но странная фраза приковала к себе мое рассеянное внимание. «Помощник банкира задержан за жестокое убийство возле старого кладбища.» Отчего-то я пошатнулся, словно мучительная болезнь на миг вернулась ко мне и застала врасплох, так что граф Радиш едва не опустился на теряющую яркие цвета мостовую, жадно впившись глазами в небольшой печатный абзац, на который наткнулся лишь волею случая. Репортер указал, что минувшим утром в одном из не слишком благополучных кварталов на окраине города был обнаружен труп с признаками насильственной смерти, наступившей в результате удушения, причем лицо жертвы, испещренное глубокими царапинам и крупными ссадинами, выражало застывший ужас… Я не мог читать дальше и оперся спиной о стену ближайшего здания. Ко мне подошёл какой-то человек и спросил, не нуждаюсь ли я в помощи, но был грубо отправлен восвояси. Мой недавний дикий сон будто выплыл из потустороннего мира. Воспоминания мгновенно завладели разумом, я стал задыхаться, прекрасно, впрочем, понимая, что подозреваю себя совершенно напрасно. Любой подтвердит, насколько я болен… Преодолеть такое расстояние, совладать с крепким мужчиной, беспочвенно убить его – один! в темноте! – Радиш неспособен на подобный поступок даже в случае крайней необходимости. Слишком труслив, жалок и беспомощен. Сейчас по отношению к себе я был настроен беспощадно критично – как никогда. Кто поверит, что эти слабые руки, худая бессильная плоть могут причинить вред хотя бы ребёнку?..
Успокоив колотящееся от ужаса сердце, переведя непослушное дыхание, я вернулся в особняк. Марсель сразу понял, что какое-то событие расстроило и обеспокоило меня. Против воли он уговорил своего побледневшего хозяина сесть за стол, где уже всё было приготовлено наилучшим образом, и мягким тоном перечислял расставленные блюда. Я принялся за еду не потому, что был голоден, но по привычке, по убеждению в необходимости хоть чем-нибудь перекусить. Пища источала удивительный аромат – множество прекрасных ароматов, они смешивались, и я уже не мог различить их. Впрочем, на вкус она не представляла собой ничего изысканного, не приносила мне знакомого удовольствия, отдавала нестерпимой горечью, так что я зажал рот салфеткой и поспешно отодвинул тарелку. Жоржетта, различив мой многозначительный жест, испуганно попятилась назад к проходу. Как и все слуги, она боялась гнева молодого
