Сумка задевает плечо, больно бьет в голову и с грохотом падает на асфальт. Ссадина на щеке, синяк на плече, разбитая пудренница и трясущиеся коленки, – над этими потерями Рыжая хохочет с подругой до полного изнеможения. Ей немного не по себе и по телу то и дело пробегают волны озноба. Она роняет бокал из-под шампанского, пытаясь танцевать. Перед глазами все плывет. Но все это ерунда. Вскипевшая в ней волна смыла все старое, лишнее и ненужное. Засыпая далеко заполночь, она продолжает улыбаться восторженным воплям: «Ты молодчина, Анька! Так его отбрить!» И даже мысль о том, что она не собиралась его брить, а хотела умереть совершенно серьезно, не может опечалить ее рыжую голову.
Утром Рыжая с трудом приподнимается в постели и разлепляет веки. Голова раскалывается и окружающий мир по-прежнему плывет перед глазами. Она пытается встать, но комната стремительно уносится в никуда, увлекая за собой Анну, смеющуюся подругу и угол одеяла, за который Рыжая хватается в последний момент.
Подруга вызывает «скорую», и то, что вечером казалось эйфорией от шампанского и послевкусием чудесной волны, утром оказывается обычным сотрясением мозга. Через час Рыжая смущенно смотрит в глаза пожилого врача, еще вчера снимавшего ей гипс. Старик удивленно качает головой, глядя в результаты рентгена, и говорит, что все понимает: целый месяц на костылях и желание наконец-то радоваться жизни, но что все-таки надо быть осторожней. Он хмурит густые белые брови, но это не может никого обмануть: лохматая рыжая девчонка кажется ему очень симпатичной.
– Лупить вас всех надо, – ворчит врач.
В ответ Рыжая только смеется. Мужчина, который не захотел ее вчера вечером ни убить, ни заразить СПИДом, вселил в ее рыжую голову совершенно удивительную мысль о том, что сдаваться в сущности рано. И что в сущности несколько золотых нитей, которые стали резиновыми, ничем не могут ей помешать.
– До свиданья, – говорит врач. – И постарайся уж больше меня не беспокоить. Домой-то сама доберешься? Или позвонить кому?
– Доберусь, – улыбается Рыжая. Она доходит до дверей и с удивлением понимает, что внутри нее опять вскипает волная. Не такая сильная, как вчера, и уж конечно, не такая разрушительная. И повинуясь ей, она оборачивается в дверях:
– Позвонить вашему коллеге, Илье.
Ему даже не приходится звонить. Скользя рукой по стене, Рыжая неуверенно проходит по корридору и стучится в дверь ординаторской, где самая симпатичная медсестра отделения выбрасывает шприц, сделав Илье очередной укол антибиотика. Рыжая открывает дверь и смотрит на доктора. Доктор смотрит на нее. И снова ее глаза притягивают и искрятся, обещая бесконечно удивлять.
– Вы не женщина, а чума, – говорит доктор, и при этом его голубые глаза становятся ярко-синими. – У меня по вашей милости воспаление легких.
– Это фигня, – улыбается Рыжая, и ее волосы вспыхивают на солнце огнем, –