Ход куклой. Маргарита Станиславовна Сосницкая

кукольный слух: «Ты побывала у меня в гостях – и это уже удача!»

      XI Лялю выбросило на камни – хорошо, что она нитяная: хоть с небоскрёба падай – ушиба не будет. Хараколо занёс остроконечный камень над царём зверей, сейчас размозжит ему череп.

      – Не смей! – бросилась к нему Ляля. – Это ж кот.

      – Да, но… – возмутился Хараколо.

      Ляля уже трепала льва за ухом, шарила в лабиринте юбки, что-то вынула оттуда и сунула зверю в пасть, тот со вкусом стал жевать, а она гладить ему лапы, чесать брюхо:

      – Не в силе бог, а в ласке. Ласка любую силу одолеет.

      XII Царя зверей победила ласка, но что же делать с Прометеем?! По(д)вешенным… Крови его натекла круглая лужица. Видя вблизи его муку, напомнившую то, как китайцы выкачивают у медведя живьём жёлчь из печени для своей медицины, Ляля схватилась за голову:

      – Как тебе, узник, помочь?! – возвопила.

      – Промыть, – простонал Подвешенный.

      – Что промыть? Рану? Мозги?

      – Про мыть…

      И тут у Ляльки закрутилась в голове центрифуга памяти, и она затараторила:

      – Я ж крутка, а в Мовлянде мотанка, а на мове мыть – это миг, а он высыть догоры дрыгом, вверх тормашками, а мыть догоры… – это «тым»… так, так, так, тым – time… time – мить⁶… так, так, так, мотанке перемотать, крутке перекрутить… – и заорала не своим голосом. – Да переведите же обратно часы-ы-ы!

      Аудаша испугалась, схватилась за заводное колесико мам-маминых часиков и стала поворачивать стрелки в обратную сторону. А с ними поворачивался и Прометей, и красная лужица поднималась вверх. И по мере того, как он поворачивался с головы на ноги, превращался в… великолепную, роскошную, пышногрудую бабу! А лужица повисла над её головой закатным диском.

      –Так ты женщина? – ахнула Ляля.

      – Мить – она, – ответила молодица, зардевшись, – время – это пора, и пора тоже она. По солнышку, по Ра, по солнечным часам все и вершится.

      XIII Из-за скалы выехала верхом Та, у которой осиная талия. Пригласила Лялю рукой в роскошной замшевой перчатке:

      – Садись, покатаю.

      – Да что я тебе, Орфей? Не поеду.

      – Садись.

      – И не Эвридика я, – упорствовала кукла.

      – Чего ты боишься? – тоном Снежной королевы спросила надушенная до безпамятства Мечта самоубийцы. – Тебя змея не ужалит – ты ж нитяная. И не умрёшь. Нитки смерти не знают.