Три плюс одна. Петр Ингвин

не поладили. Она куталась в наглухо застегнутую блузку, он старательно располагался к ней боком, чтобы не пересекаться взглядом даже случайно.

      Оставшаяся без купальника Оленька форсила в белой майке бой-френда, доходившей до середины бедра – с утра выяснилось, что ее собственная одежда, с начала поездки засунутая в один из пакетов, насквозь промокла. Бизончик накачанным торсом гордился, утренней прохлады не боялся, и временно верхняя часть его одежды заменила Оленьке платье. На девушке рассчитанная на могучие плечи майка-"алкоголичка" смотрелась пикантно, в проемы постоянно что-то выглядывало. Да и ткань не скрывала чувственных свидетельств, что выпирали более, чем провокационно. Ни Бизончика, ни саму Оленьку это не смущало.

      Ник тоже старался не краснеть, когда что-то ненужное било по глазам. Так же уводили взоры Мирон и Аскер. Бизончик криво посмеивался. Создалось ощущение, что аттракцион устроен намеренно, чтобы расшевелить скромников-умников или подвигнуть на что-то. Если эта мысль оправданна, то она странная и бессмысленная. У них была Луиза. Остальным тоже не удивишь, интернет имелся у каждого.

      Туман исчез полностью, и стало видно, что соседний лагерь исчез – ни палаток, ни костра, голый берег. Ушли. Все с облегчением вздохнули.

      Мысли о Луизе не покидали. Хотелось спросить, когда она и Толик вернутся.

      Глупо. Уйти домой? Еще глупее. Пешком это займет несколько часов, а там все равно сидеть, тупо глядя в стену, и представлять, что здесь происходит.

      В курсе происходящего оказался Бизончик. Когда все позавтракали, и последующее брожение за палатки закончилось, он сообщил:

      – Толик сказал, что мелкота и пустота надоели, поэтому поедем на Верхнее.