– Ты о Дробышеве?
– Да… Он не вписывается в последовательность Фибоначчи ни по времени появления, ни по месту.
– Ну и что? Слепитель в то время еще не определился с заскоками, вот и всё.
Лира покусала губу.
– Ну, не знаю…
– Чего ты не знаешь? – ухмыльнулся я.
Лира помолчала, потом ее будто прорвало:
– Ну, как ты не можешь понять, Женя? Это же неправильно… Это… это… не вписывается в систему, такую красивую и безупречную! У Слепителя есть вкус, извращенный, конечно, но есть, а тут Дробышев портит всю картину.
У меня отвалилась челюсть. Под моим пристальным взглядом Лира потупилась и слегка покраснела.
– В тихом омуте черти водятся, а? – спросил я. – Ты еще скажи, что влюблена в Слепителя…
– Дурак! – выпалила Лира. Щеки у нее запунцовели еще пуще. – Я пытаюсь его понять, и больше ничего!
– У тебя хорошо получается. И что ты предлагаешь? Ну, не вписывается Дробышев, и что?
– Пока не знаю, – неохотно проговорила Лира, глядя в сторону. Я заметил, она вообще редко поддерживает зрительный контакт во время разговора. – Но этот случай с Дробышевым подозрительный…
– Мы же договорились, что это из-за неопытности Слепителя. Тогда он еще не придумал свои закономерности.
– То есть это случайность? – Лира на секунду глянула на меня и снова отвела взгляд.
– Ну да.
– Или начало новой закономерности… – сказала она тихо, почесав подбородок пальцем.
– По-моему, ты перегибаешь палку, Лира, – укоризненно сказал я. – Так и свихнуться недолго. Это у тебя навязчивая идея – всюду выискивать закономерности.
Лира криво улыбнулась и не ответила.
Свидировой Ларисе, живущей с мужем и двумя детьми-дошкольниками в четырехкомнатной квартире на пятом этаже в спальном районе, недавно исполнилось сорок лет, была она невысокой, крепко сложенной женщиной с темными волосами. Цвет глаз, судя по фотографии в рамочке, стоявшей на полке в шкафу-«горке», был карий. Сейчас верхнюю часть лица закрывала бинтовая повязка. Поскольку роковая встреча со Слепителем произошла в ночь с третьего на четвертое октября, то есть девятнадцать дней назад, повязку можно было бы и снять. Но она не сняла – видимо, боялась напугать домашних, особенно детей.
В квартире царила напряженная атмосфера. Муж Ларисы Георгий, высокий, плечистый, с греческим профилем мужчина, создавал впечатление человека, весьма следившего за внешностью. К нашему приезду он отнесся откровенно неприязненно, хоть и был, как мы поняли, предупрежден полицией.
Свиридова говорила слабым, плачущим голосом, всё порывалась самостоятельно поставить чайник, чтобы угостить гостей, то есть нас, а муж каждый раз вскакивал и, усадив жену на место, сам брался за чайник. Насколько я понял, эта была пантомима, которую оценил бы Симеон Коровин.
– И кому я теперь нужна такая, безглазая? – вздыхала