– Ничего, ничего…значит так надо. Так тому и быть… Может, и к лучшему – пробормотал Арсений и потерял сознание.
Арсений, Сеня – родился нежеланным. Его мать, Федорович Мария Петровна чувствовала себя несчастной, брошенной, использованной и обманутой.
Когда-то она, уроженка небольшого Белорусского городка Глубокое, мечтала попасть в Москву. Примерно лет с тринадцати грезила Москвой, мечтала о ней, не видела для себя иного пути, кроме как поехать учиться в столицу.
Растила Марию мать, которая отнюдь не разделяла наваждения дочери огромным, чужим, откровенно пугающим городом.
– Ну что тебе та Москва? Чего тебе дома не живется? – стонала Бранислава Ермолаевна, как только дочь заводила любимую пластинку про неизбежный отъезд.
– Мама! Как ты не понимаешь?! Москва – это ВСЕ! Все, мама! Это перспективы! Это жизнь, мама.
– Ну, какая жизнь?! Кому до тебя дело есть в той Москве? Слышала, что про москвичей говорят?
– А, мало ли, что говорят. Я учиться поступлю. Замуж там выйду. И тебя к себе заберу. Вот увидишь.
– Думаешь, мало таких вот желающих? Откуда ж столько москвичей возьмется? И что у них там, в Москве, своих девок нету?
– Мама! Не начинай. Все равно уеду, – настаивала Маша.
Последние два года в школе Мария усердно готовилась, а мать копила деньги. Откладывала каждую копеечку, чтобы помочь родному дитятке выжить во враждебном городе. К тому времени стало совершенно очевидно – Мария от своего не отступится. Вот тянет ее в Москву, и ничего с этим не поделаешь!
Не успел отгреметь, отгулять выпускной, как Мария кинулась за мечтой. Сомнений девица не ведала, страха не испытывала, Москва сияла, манила, обещала.
Мария поступила в Политех, учебное заведение для мужчин, девочки встречались редко. Зато конкуренция как таковая отсутствовала, а выбор поражал воображение. С первого раза она набрала достаточно баллов, и мечта быстро становилась реальностью. Ей выделили комнату в общежитии, все складывалось как нельзя лучше. До тех пор, пока…
Машенька не влюбилась в звезду местного разлива Аркадия Воронина. Любовь эта явилась внезапно и сразу, Мария была обречена если не с первой минуты, то со второй – несомненно. Она поняла это тотчас, как только его увидела. Позвонила маме в Глубокое и плакала в трубку, твердила, что погибла:
– Мамочка, родненькая, вот беда-то! Вот беда! Что же мне теперь?! Что делать-то?!
– Доча, ты не горячись! Все пройдет. Это надо пережить.
– Ну как, как пережить?! Что ты такое говоришь?! Я жить без него не могу! Дышать не могу! А ведь были планы, такие, мама, планы! А теперь что же? Все летит, летит, мама в тартарары. ЕГО мне нипочем не заполучить, а никто другой уж и не нужен!
– Боже, доча… как же так? А он-то что? Он что, доча? Ты же красавица у меня…
– Приезжай, мама! Приезжай! – взмолилась Мария. – Иначе я за себя не отвечаю!
– Куда же я приеду, доча?! Жить-то я, где буду? – испугалась Бранислава.
– Я комнату сниму, не бойся. У приятельницы моей мама сдает. Недорого совсем и место хорошее. Парк рядом. Она все переживает, что жильцов найти морока целая. Таких, как мы с тобой она ищет, а мы тут как тут!
– Что мне тот парк! Что хозяйка! На вокзале жить буду, ежели нужда придет. Приеду, доча, конечно приеду! Ты, главное глупостей не наделай!
Бранислава Ермолаевна, действительно, не замедлила явиться в Москву, в