– Роджер, – буркнула я и умолкла, пытаясь проглотить вставший в горле ком. – Он гуляет. На стороне…
Родители молчали. Загадочно переглянувшись между собой, они снова уставились в камеру, будто и не слышали, что я им сказала.
– Муж изменяет мне, – уже тверже повторила я, громко вздыхая и крепче прижимая к себе несчастную подушку.
– А раньше ты не догадывалась об этом? – вдруг уточнил папа.
– Тихо, Том! – Мама стукнула его по плечу, призывая к тишине. – Кэти, милая… ты нас прости, но… неужели ты и правда не подозревала ничего подобного раньше?
Я молчала. И не потому, что мне нечего было ответить: можно было долго рассказывать о слепом доверии и любви, каяться и реветь, только вот больше меня волновала реакция родителей. Не таких эмоций я ждала от них.
– Вы что, знали? – спросила тихо, больше всего надеясь на то, что вот сейчас папа закипит и начнет кричать: «Что ты такое говоришь?! Да я бы его порвал на лоскутки!» Но родители снова переглянулись, мама многозначительно приподняла брови и указала взглядом на дверь. Папа поднялся и без слов вышел, оставляя нас наедине.
– Доченька, – начала мама, а у меня комната закружилась перед глазами.
– Вы знали, – совершенно точно поняла я.
– Ну, милая, он ведь мужчина солидный, видный…
И тут я отключилась. Просто приказала визофону прервать разговор. Стало холодно и одиноко. Не так, как раньше. Раньше можно было накинуть теплую безрукавку или шерстяной платок, а лучше всего – наполнить ванну горячей водой с дорогой артезианской солью и согреться. Объятия мужа можно заменить разными вещами, а вот родительским объятиям альтернативу еще не придумали. Я замерзала изнутри, теряя связь с разумом и чувствуя, как зверею.
Они знали. Приняли как данность факт его измен. И молчали.
Не помню, сколько носилась по комнате, словно раненое животное: иногда ревела, иногда подвывала, а порой останавливалась, замирала и смотрела в одну точку, забывая обо всем на свете и повторяя про себя, что вот-вот проснусь и все будет по-прежнему. Как ни странно, вывел меня из этого ужаса будильник. Разбудил, так сказать, в прямом и переносном смысле слова.
Голос Роджера громко и четко оповестил: «Три часа дня. Напоминание для Кэтрин – передать данные по расходу электричества».
И я замерла, испуганно прислушиваясь. А после, поняв, что это всего лишь запись, расхохоталась зло, истерически. Вот до чего меня довел мой брак. Я трясусь даже от голоса собственного мужа. Тогда же пришло осознание: пока думаю, что все как-нибудь решится само собой, пока доказываю себе, что мой муж не чудовище и не выбросит меня на улицу ни с чем, подсознание уже смирилось с реальностью… Он выбросит. Он пустит меня по миру, отобрав все. Он уже ушел, и город жужжит об этом, как небольшой улей, смакуя подробности его измен.
На негнущихся ногах я подошла к входной двери и нашла взглядом небольшую