Подумайте обо всём этом, и, может быть, некоторые из вас поймут вместе со мной неразрывную связь между истинной свободой и истинным христианством, поймут, что всё дозволено христианину, и только христианину, сознательно желающему широкой свободы добра и из любви неспособному злоупотреблять свободой, неспособному даже помириться со свободой зла, для христианина, сознательно «алчущего и жаждущего» причастия благодати любви, черпающего эту благодатную силу из её неиссякаемого источника живой совокупности добра, Бога Живого.
Подробно остановившись на этом главном и высшем опыте жизни моей, изложив самую основу моего мировоззрения, я могу гораздо кратче говорить о других результатах моего жизненного опыта, надеясь быть понятым вами.
Перехожу к вопросу о собственности, тесно связанному с вопросом о свободе. Христианство не говорит ни за, ни против собственности, потому что понимает, что разумно отказаться от собственности можно только по свободному изволению любви и в пользу Церкви, то есть общины людей, тоже свободно отказывающихся от собственности по свободному изволению любви. Для этого нужна высокая степень любви и непременно взаимной, братской любви, нужно реальное братство жизни и труда на основах сознательной любви и сознательного уважения друг к другу. Без наличности высокой степени сознательной любви собственность есть непременное условие личной свободы, той степени личной свободы, которая возможна при отсутствии братства умов и сердец, единомыслия и единодушия, взаимных чувств любви и уважения. Всякое насилие в области права собственности является таким образом преступным покушением на свободу личности, на обращение в экономическое рабство. Отказ от права собственности обязательно должен быть сознательным делом свободного изволения любви, чтобы не быть благоглупостью со стороны отказывающегося и преступным насилием над свободой личности со стороны предъявляющих такие требования.
Вот чего не понимают слишком многие из вас, увлекаясь социалистическими учениями, избравшими не путь убеждения имущих, а путь насилия над имущими, ничего не делая для возвышения имущих и неимущих до той степени разумной любви, при которой возможно было бы отречение от собственности, не только со стороны имущих, но и со стороны неимущих, на пользу общую, на пользу братской общины людей, сознательно любящих и уважающих друг друга, без чего оно не будет переходом к высшей форме экономической жизни, а только отнятием имущества у одних в пользу других, преступным разбоем