ро войну – сразу собрались во дворе школы. В тот июньский день сюда пришли те, кто не успел уехать к бабушкам в деревню или с друзьями в пионерский лагерь – лето еще только начиналось. Вот среди таких «неуспевших» и оказались Вовка, Мишка, Олег и Севка с Данькой – эти двое, правда, давно были закадычными друзьями, ну, а потом и со всеми остальными сдружились. Стали они почему-то, не сговариваясь, вместе держаться в те летние дни, когда рыли окопы на подступах к городу. Тогда ребята впервые увидели прямо над головами немецкие самолеты со свастикой на крыльях и довольные лица летчиков, которые сидели в стеклянной кабине, как в этажерке – друг над другом. Самолет пролетел и вдалеке раздался взрыв… Потом еще один и еще… Все выскочили из свежевырытых траншей и побежали по пыльной, залитой палящим солнцем дороге. Они бежали, пока хватало сил, сколько километров осталось позади – никто не знал. Наступил вечер, и все вышли на станцию, ждать поезда, чтобы вернуться в Ленинград, который еще не понимал всего ужаса надвигающейся беды. Пока стояли на насыпи, увидели медленно пыхтящий мимо паровоз, на котором два железнодорожника, перевесившись через поручни, показывали всем огромный осколок снаряда. Вечером, когда поезд в город наконец-то пришел, они все вместе, подсаживая друг друга, забирались в вагон прямо с насыпи, а потом так же дружно встретились через день во дворе школы. Так для ребят началась война. Как они теперь будут жить и что делать, друзья не знали. Севка с Данькой, как самые старшие уже были в военкомате, только их на фронт не взяли – сказали подрасти, школу закончить, потом приходить. Правда, не верилось, что война затянется надолго и вряд ли тогда они успеют повоевать, но сейчас самое главное было найти дело, нужное и важное для победы. И они нашли, и Мишка, и Вовка, и Олег и Даня с Севой. Ребята стали приходить в школу ежедневно, и хотя учеба все не начиналась и не начиналась, с раненого утра их голоса уже слышались во дворе, только не в игры они играли здесь, не в казаки-разбойники бегали, или в лапту гоняли… Старшие на крышах дежурили, с «зажигалками» расправлялись, те, кто помладше, или им помочь старались, или шли к эвакуированным на третий этаж – там тоже работы хватало – то с малышами посидеть, то старикам дров наносить, то у врачей «на подхвате» побывать. Да! Еще в госпиталь, который недалеко расположился, успеть «смотаться», там тоже всегда работа находилась. А в один из пока еще теплых сентябрьских дней отправились они все вместе к больнице Мечникова – родителям помочь. На счастье, там остались неубранными стебли кормовой капусты, на которых торчали зеленые листья. Людей на поле собралось так много, что оно казалось одной разноцветной, шевелящейся, говорящей массой. Размахивая наволочками, ребята бегали по полю, собирая драгоценную хряпу – нижние, самые жесткие, обычно никому не нужные листья. Смеркалось. Последний раз оглянувшись на поле, Витя, Мишкин одноклассник, вместе со всеми, целый день собиравший «урожай», увидел, что листья везде «подмели» подчистую. Теперь здесь торчали одни кочерыжки, напоминая остовы разбитых бурей кораблей, а они и были остовами – осколками мирной жизни, вмиг ставшей такой далекой… Витька вглядывался вдаль, стараясь запомнить до мельчайших подробностей этот летний день: серую, пылящую землю, торчащие из земли голые стебли, и людей, устало бредущих по обочине с белыми наволочками, набитыми хряпой. Дома он обязательно возьмется за карандаш – только рисуя можно забыть обо всех тяготах…
В таких то заботах, тревогах и трудах проходили первые военные месяцы, за которые ребята успели сдружиться и стать неразлучной ватагой. А уж когда с ноября учеба началась, вовсе каждый день видеться стали и норовили все время вместе держаться.
Печка
Вот и теперь вся компания собралась в школьном коридоре второго этажа рядом с дверью в учительскую. Это было самое теплое место во всей школе. Сюда прибегали на переменках и учителя, и немногочисленные ученики хоть чуть-чуть «вздохнуть» теплом, чтобы не так «замерзалось» на уроках, когда пальцы белели от холода, а чернила с таким трудом добываемые завхозом Гаврилой Иванычем, превращались в синие ледышки. Тот же Гаврила Иваныч и печку в учительской топил – уж Бог знает, где он находил столько обломков старой мебели и вынутых эвакуированными, но не успевших сгореть, паркетин, только печка эта грелась исправно. В эту самую печку на ночь прятали ребята совсем небольшие кусочки лепешек из лебеды, отломанные от школьного обеда, который давал какие-никакие, а силы жить. Некоторые ученики только ради этой еды и находили еще силы ходить в школу. Жалея измученных голодом детей, у них не вырезали талонов из карточек, и на них можно было отоварить еще что-то съестное. Правда, суп из жмыха или дрожжей трудно было считать не то, что вкусным, но даже просто съедобным, все равно это был обед!!! И если бы не он…
Однажды как-то так само собой получилось, что те, кто покрепче, почти не сговариваясь, решили оставлять пусть совсем крохотные, но все-таки вполне съедобные кусочки «про запас», чтобы потом можно было отдать их тому, кому совсем плохо. Одному трудно выжить, а вместе можно попробовать «прорваться». И так уже многих не досчитались за эти месяцы. Иногда ребята оставляли даже не просто кусочек, а целую лепешку – богатство по военному времени… Правда, не так уж редко, тем же вечером или утром другого дня они возвращались к печке и, мучимые
