Александр Дугин, Хорхе Луис Борхес, Пол Ватцлавик, Эрнст фон Глазерсфельд, Хайнц фон Фёрстер, Умберто Матурана, Франсиско Варела, Патрик Мэттью, Алексис Каррель, Николай Бердяев, Александр Болдачев, Пьер Тейяр де Шарден, Фриц Перлз, Иммануил Кант, Альфред Коржибски, Нисаргадатта Махарадж, Арнольд Минделл, Алан Уотс, Лао Цзы, Дэвид Файнштейн, Стэнли Крипнер, Джеймс Хиллман, Абрахам Маслоу, Сергей Подолинский, Гейдар Джамаль.
Глава 1. Утро добрым не бывает, или Завтрак в эпоху постмодерна
– Чем будем завтракать?
– Счетом за электричество. Еще есть счет за газ и штраф за неправильную парковку. Что предпочитаешь? – Анна с такой яростью вгрызлась зубами в яблоко, будто то была плоть ненавистного врага.
Сидя за кухонным столом, Эжен криво улыбнулся, все еще надеясь сохранить хотя бы видимость мирного семейного утра.
– Да ладно тебе… Все это дела житейские. Как-нибудь выкрутимся. Мы можем взять в долг или ограбить банк, например.
Анна лишь неопределенно махнула рукой и отвернулась к окну, за которым почтовые голуби, судя по всему, затеяли бой не на жизнь, а на смерть, напрочь позабыв о своих прямых обязанностях. Флеш-карты, привязанные к их лапкам, беспомощно трепыхались на ветру и все больше рисковали никогда не дойти до адресатов. По радио передавали выпуск новостей вперемешку с рекламой шампуня.
– Что за тухлое время, – пробормотала Анна, глядя на голубей – традиции превратились в пародию на себя самих. Все настолько изуродовано, что даже бороться с этим кажется уже глупым и абсурдным…
– Деточка, это всего лишь постмодерн. Ты ведь знаешь, что такое постмодерн?
– Направление в искусстве.
– Нет, это направление в жизни, – Эжен был рад сменить тему, – а точнее, похмелье после опьянения модерном. Сперва было традиционное общество. Потом модерн решил разрушить старый мир ко всем чертям и принялся яростно отрицать и свергать с пьедестала все существующие устои. Происходило это очень весело, пафосно и оптимистично. Ну а потом, когда все было, наконец, разрушено, мир оказался в состоянии постмодерна, когда уже даже отрицать нечего, нет ни прошлого, ни будущего, вообще нет ничего устойчивого.
– А что есть?
– Мгновения, насыщенные той или иной информацией. Твоей личной или общественной. Истина момента. Ну а СМИ, как основные дистрибьюторы информации, удачно этим пользуются, и на Земле воцарилась медиократия. Вкратце, как-то так.
– Какой ты у меня умный, – то ли с иронией, то ли всерьез похвалила Анна.
– Это не я, это Александр Дугин, русский философ. Я просто пересказал своими словами.
Они были женаты около трех лет. Анна – брюнетка с длинными вьющимися волосами и придирчивым взглядом – на тот момент подрабатывала репортажами с театральных событий и кинофестивалей. Эжен был помощником режиссера и свято верил, что совсем скоро сам будет ставить новаторские спектакли на Бродвее. В тот период его серо-голубые глаза постоянно горели энтузиазмом, он то и дело откидывал назад длинную пшеничную челку, чтобы просматривался маленький шрам на лбу, и во всем его облике присутствовало что-то по-мальчишески бесшабашное. Они познакомились на каком-то очередном фестивале – столь же пышном, сколь и бессмысленном. Даже после того, когда за их спинами отзвучал марш Мендельсона, а местоимение «мы» стало привычным и единственно возможным, Анна не могла понять, как же она умудрилась влюбиться в этого большого ребенка, в то время как ей всю сознательную жизнь нравились мужчины серьезные и сосредоточенные.
Три года спустя мальчишеский облик Эжена сохранился, а вот энтузиазма у него несколько поубавилось. Особенно – после того, как, вложив все моральные и материальные средства в рискованный театральный проект, они окончательно и бесповоротно разругались с продюсером и остались, что называется, на бобах. Точнее – на этой кухне их съемной квартиры, за которую нечем было платить.
Зазвонил телефон.
– На, лови, это тебе за лекцию, – Анна бросила Эжену надкусанное яблоко и пошла снимать визжащую трубку.
Вернулась через несколько минут, мрачнее тучи и ядерного гриба вместе взятых.
– Возрадуйся, нас выселяют из квартиры, – объявила она. – Хозяйка любезно попросила, чтобы до вечера мы собрали манатки и убирались на все четыре стороны.
– Черт…
Впрочем, в том, что они уже третий месяц подряд благополучно забывали, что задолжали за квартиру, черт был совсем не виноват. И обвинить хозяйку в жестокосердии тоже было трудно.
Сидя за столом на пока еще своей кухне, супруги смотрели друг на друга, не понимая, что можно сделать. Точнее, понимая, что сделать уже ничего нельзя.
– Наверно, мы единственные люди на Земле, оказавшиеся в такой безвыходной ситуации, – простонал Эжен.
– Тебе было бы приятнее, если бы у нас были братья по несчастью?
– Ну… Не знаю. Наверно.