Ко времени, его прихода, дед, вдосталь насытившись зрелищем, женщины с бубном, присел на рельсы и, приступив к непонятным манипуляциям, завязал с ней беседу.
– Ты куда едешь? – Спросил он, через головы ремонтников.
– О, чем, ты хочешь знать? – Замогильным голосом спросила якутская шаманка Мара, она, же – Иванова Татьяна Петровна, бывшая кладовщица, из Казахстана.
– Собралась, куда – спрашиваю. По делу, или – проездом? Чего, тебя, к нам занесло?
– Вижу, ауру на тебе чужую. От того и недоверие!
– Ты, баба, эти шуточки, там, у себя пошучивай. Тут, не надо. Твои, в деревне, уже дошутились. Ты, лучше – бери ноги в руки и дуй, отсюда, пока не началось. На тебе, и, так, уже – отметина. А, если, с этими экстремистами добавку получишь, то потом – только, в цирке уродов выступать
Вместо ответа, Мара ударила в бубен и протяжно заголосила.
– Что, тут – у вас? – Спросил, подошедший, Курочкин, внимательно приглядываясь, к непонятному гражданину.
Два белых скафандра приблизились, к нему.
– Вот – пришел. – Сказал один.
Курочкин, по голосу, узнал Султанова.
– Сел и сидит. – Сказал второй.
Это был, как определил полковник – Рыбкин.
Рабочие, быстрее разобрались в происходящем и загалдели, в эфире:
– Самокрутку сворачивает…. Точно! Курить собрался…. Не самокрутка, а целая сигара, получается…. Эх покурить бы, сейчас!
– А, ну – тихо! – Оборвал галдеж Курочкин.
В эфире, стало тихо.
– Рыбкин, Султанов, что думаете? Это – протестная акция? – Спросил полковник.
– Черт, его знает. Может, в самом деле – пикет. Но плакатов, не видно. – Сказал Султанов. – Главное не слышно, ни черта, что говорит. Может, протестует, а может – так.
– Если упрется, как его убирать? – Раздумчиво сказал Курочкин.
– Голыми руками, мы его не возьмем. Только током. – Сказал Султанов.
– Или – из травматики. – Добавил Рыбкин.
Дед, к этому времени, закончил процесс свертывания. Сигара, у него получилась знатная. Прямо – «Гавана».
Когда дед прикурил, в эфире, раздался дружный вздох «оранжевых».
– Тишина – я сказал. – Потушил эмоциональный всплеск Курочкин. – Ладно! Пока, ничего предпринимать не будем. Пусть сидит, пока крепеж не подвезут. Потом, если будет препятствовать движению, мы его подвинем. Всем коллективом, как навалимся! Переместим. Никуда, он не денется.
Трое «оранжистов», обособившись, стояли кучкой и оживленно переговаривались, благо никто их не слышал. Это были люди Куприянова. Оставшись, без начальника, они оказались предоставлены сами себе. Поскольку, связь, с основным коммутатором, они могли осуществлять, только через Колю, а его шлем лежал забытый всеми в ангаре центра связи, они выбились из общей струи. Быстро сообразив,