Из-за этих снов бедняга уже который год не мог выйти из сонного состояния. Он засыпал везде, где только голова находила точку опоры: в пробках, на работе, в театре, дома перед телевизором. Ну, перед телевизором еще, куда не шло, а когда он засыпал в театре, то это очень нервировала Настю. Первое действие она еще пыталась пробудить у мужа интерес к новоиспеченной пьесе при помощи локтя и щипков за ляжки, но все остальные – супруга делала вид, что этот клюющий носом мужчина не имеет к ней никакого отношения.
А возможно эта сонливость была не из-за снов, а из-за спокойной пресыщенной жизни. Дела в издательстве у Трубникова шли прекрасно: все было накатано, отрегулировано, схвачено. С заказами проблем не было, с налоговой – ни одного конфликта, с бандитами он тоже ладил. Словом, все было сыто, пьяно и шито черным по белому. Даже скучно. «Когда больше к чему стремиться – наступает скука», – подумал Трубников и сообразил, что спит на работе.
Пришлось отлепить от кресла голову и посмотреть на часы. Было уже пятнадцать минут десятого. Ого? Вот это поработал сегодня. Такого с ним еще не было. Сотрудники давно разошлись по домам, только гендиректор все никак не мог оторваться от своего рабочего места. Трубников прислушался. В коридоре громыхало ведро, ревел пылесос и вахтер с уборщицей шутливо перекидывались словами.
– Ну, что, Петровна, останешься со мной дежурить? – шаловливо интересовался вахтер.
– Я тебе останусь вот – тряпкой по башке, – отвечала уборщица. – Да еще Клавдии твоей пожалуюсь.
Вахтер засмеялся.
– Не понимаю тебя: ну придешь сейчас домой – мужика нет, детей нет. Скучно же!
– А мне не надо никакого мужика. У меня был мужик, когда я была богатой. А как только он профукал мои денежки, так и стала не нужна. А у меня было очень много денег. Я могла купить две «Волги».
– Это за ваучер что ли?
– Сам ты ваучер! Какой к бесу ваучер в восьмидесятом году? Я провернула такое дело. Вот сейчас мода продавать детей из детдомов всяким американским миллионерам. А знаешь, кто эту моду учредил? Я!
Вахтер покатился со смеху, а Трубников тяжело поднялся с кресла и подошел к зеркалу. Он был немного опухшим от сна: сонным, угрюмым, слегка обрюзгшим, но в целом еще выглядел вполне молодо, не более чем на свои тридцать два. Что же на душе было так, как будто прожил вечность?
Трубников скользнул расческой по своей светлой шевелюре, похлопал себе по щекам и тряхнул головой. Все! Хватит! Пора просыпаться. Ведь в принципе он еще стройный симпатичный мужчина, метр восемьдесят два ростом, на которого оглядываются еще совсем молоденькие девушки, а он себя так запустил.
Все! Завтра