– А что, это в ваши полномочия входит? – спросил Вольский совершенно по-хамски.
– Входит, – ответила вежливая Соня. – Более того: по возможности облегчать страдания пациента входит в мои обязанности.
– Ладно, – разрешил Вольский. – Тогда ставьте. И Федора позовите, пусть телевизор принесет. Мне новости посмотреть надо.
Черт, теперь ему телевизор! Честное слово, лучше бы это был старый маразматик, который клюкой гоняет медсестер или требует, чтобы они плясали голыми джигу, пока он сидит на горшке.
– Извините, – сказала Соня, – Борис Николаевич предупредил, что вам нельзя переутомляться. Так что пока никакого телевизора… Это может плохо отразиться на самочувствии.
– Вот как? – заорал Вольский. – Значит, плохо отразится? Вредно?! Оч-чень хорошо! Что мне вредно без новостей, это вы не понимаете. Вы только что в назначениях написано понимаете. Отлично! Тогда я перестану есть. И Борису скажу, что из-за вас!
Соня разозлилась. Всерьез, на самом деле. Да что ж такое? Мало того, что у него невозможные глаза, мало того, что она, как дура, влюбилась, так он еще и истеричный придурок, лежит тут, орет на нее! Что он, знает, что она влюбилась? Нет. Вот пусть и не орет тогда. На жену свою пусть орет, а на нее – нечего. Она на работе.
– Знаете, – сказала она совершенно медовым голосом. – Вам сейчас кушать вообще необязательно. Все необходимое вы получаете внутривенно. А от перевозбуждения может подняться внутричерепное давление. Вам известно, что такое инсульт?
Вольский знал, но ничего этой стерве не ответил. Он больной человек. Ему плохо, его надо жалеть, тем более он за это деньги платит. А тут за свои же деньги он должен гадости выслушивать… Стерва и есть.
Больше всего Вольскому хотелось, чтобы стервозная медсестра положила ему на лоб прохладную ладонь. Но не мог же он просить об этом. Он никогда ни о чем не просил. С тех пор, как вышел из детсадовского возраста. Поэтому Вольский только презрительно скривился и отвернулся.
Соне сделалось его жалко. Вольский похож был на первоклассника, который изо всех сил старается быть мужчиной и не разреветься. Соня наклонилась к нему и заговорила, как с ребенком, сдуру наглотавшимся мыла.
– Поймите, – сказала она. – Вы сейчас мой пациент. Я обязана выполнять все предписания лечащего врача. Потому что отвечаю за ваше здоровье. Ну не могу я вам телевизор разрешить, правда не могу. Завтра спрошу у Бориса Николаевича, может, он позволит Федору Ивановичу читать вам газеты. А сейчас надо поспать.
Договорив, она подумала минуточку и неожиданно положила прохладную ладонь Вольскому на лоб. В конце концов, это был ее пациент. И в Сонины обязанности входило всеми силами стараться облегчить его страдания. Ничего личного. Просто такая работа.
Вольский покрепче зажмурился, и притворился, что спит. Вскоре он действительно заснул.
…В час ночи Соня налила две кружки кофе – себе и водителю Федору Ивановичу,