– Я не покушался на нее, я просто наблюдатель! – сразу заявил журналист.
А я чем больше смотрю на него, тем больше он кажется мне знакомым. И тут я вспомнила его.
– Он действительно не покушался, он любит делать мелкие пакости и просто смотреть, как мучаются другие. Я все думала, откуда мне знакомо ваше лицо, наконец-то вспомнила.
– И где? Может в новостях видела, – нагло с вызовом заявил он.
– Нет, новости я не люблю смотреть. Мы учились в одной школе. Только я тогда была в первом классе, а вы в выпускном. Я теперь вспомнила, чем вы мне так запомнились. Тогда на линейке в начале года вы сигаретой прижгли девочке плечо и смотрели, как ребенок мучается и плачет. Знали, что вам ничего не будет, типа кому поверят: бедной девочке или богатенькому мальчику.
– Я ненавидел всех их. Ты должна меня понять, мы с ними были разного поля ягоды. Они нищета, – сказал он с призрением.
– А ты типа богатый, и значит тебе все можно, презирать и унижать других?
– А ты типа их не презирала? Тебя типа никто не обижал в этой школе отбросов и все любили.
– Нет. Но я рада, что училась в ней, потому что там я поняла, какие разные бывают люди и у меня были друзья. И нам было не важно, сколько у кого денег. Да, обзывали, били пытались убить за мою прямолинейность и за то, что говорю прямо то, что думаю, не люблю лгать и покрывать чужие преступления.
– Дура, как ты вообще выжила в этой клоаке?
– Просто одни были злые и пытались обидеть меня, но зато были и другие ребята, которые часто заступались. Они не боялись поступать правильно, – я отвернулась и смотрела через маленький иллюминатор на космос. – Еще я рада, что училась в этой школе, оно того стоило. Это была настоящая школа жизни, где можно было хорошо закалиться. Закалить характер, наработать иммунитет к разного рода гадостям. Потому что таких, как ты, которые любят поливать гадостью, всегда хватает. Дашь интервью, а его перекрутят – и чувствуешь себя облитой помоями. Пришлось научиться не реагировать.
– Высокомерная сука, – просипел он.
Я отреагировала раньше ребят из охраны, развернулась и влепила со всего размаху пощечину.
– Не смей говорить так обо мне, – сказала я жестким приказным тоном.
– Да, мем, – автоматически ответил он, а потом мотнул головой и сказал – сорвалось случайно.
– Что именно?
– Надеюсь, ты сдохнешь следующий раз.
– Не тебе решать, сколько мне жить. Только Богу известно, сколько мне отведено. И если суждено прожить еще лет сто, то ни одно покушение не будет на 100% успешным.
Повисло молчание, я бы даже сказала удивление.
– Я пошла, – сказала я ребятам.
– Альфред, иди за ней, – успел среагировать командир.
– Да, сер.
Альфред меня быстро догнал и обнял.
– Он