Сказки тетушки Смерть. Мишель Комаровски

становятся красными и хочется закрыть их и не открывать. Когда смыкаю веки – вижу Алексея, его гордый, устремленный вперед профиль, открываю – этот же гордый профиль рядом – высеченный в голубом граните неба и подсвеченный солнечными лучами. Даже сейчас, когда не осталось уж почти надежды, когда конец света близок, он остается самим собой. Не поддается панике, в отличие от большинства, облегчивших работу голоду и болезням – переубивавших друг друга. И не догадаешься, что он так же, как и все, не знает, что делать дальше. Но с ним я чувствую себя хоть немного защищенной – это он увел меня из города, он совладал с толпой, устраивающей давку возле колодца, только он заставляет двигаться дальше.

      Когда я познакомилась с ним, то не знала, что он бог. Просто видела, что все в жизни у него получается само собой, легко, без всяких усилий. И, конечно, он был сказочно красив, вежлив, галантен, красиво ухаживал и сделал так, что я ни в чем не нуждалась – а я – молодая глупышка, влюбилась без памяти.

      Неприятности начались позже – когда я начала производить на свет золотые яйца.

      «Не волнуйся», – говорил он, и уносил новорожденное яйцо неизвестно куда. Только потом, случайно зайдя в подвал дома, я обнаружила горы золотой скорлупы на заляпанном кровью полу. Я ревела, не ела, резала себе вены, и добилась, в конце концов его объяснений. Алексей сказал – он уничтожает яйца для моего же блага. Из них может появиться на свет полукровка – Сатана, который восстанет против него, бога, в чьем владении находится наш мир. А потом и уничтожит его.

      Но мир рухнул сам. Земля превратилась в бесплодную пустыню, постепенно, незаметно, и мой бог ничего не смог поделать. Поэтому мы и скитаемся теперь, как тысячи других несчастных, которые еще пока не окончили свое существование, погребенные песками.

      ***

      Лязг, скрежет, гул большой толпы. Чудовище – вижу впереди огромный, нестерпимо сверкающий на солнце панцирь, медленно исчезающий среди барханов, и от испуга хватаюсь за руку Алексея. Его ладонь тверда и прохладна, он спокоен. Показалось, наверное, мираж, обманка.

      Подходим ближе. Люди – муравьи, суетятся вокруг глубокой воронки, подходят близко – и страшно, вдруг провалятся. А в середине – словно муравьиный лев, роющий западню, в землю вгрызается железный человек, высотой с двухэтажный дом. Вблизи он уже не кажется таким блестящим – наоборот, видны ржавые потеки, сочленения нудно скрипят при каждом движении, сухая трава свисает из клепанных швов. Вместо ладоней у гиганта – ковши, наподобие экскаваторных, которыми он ловко раскидывает песок. Толпа стоит и, не отрываясь, смотрит на это завораживающее зрелище. Мы тоже подходим почти к краю, я, вцепившись в Алексея, смотрю вниз – на дне котлована уже видна влажная земля – значит, скоро и вода будет. Роет колодец, и воды в нем хватит на всех. Значит, тут и останемся.

      Ставим шатер в тени бархана. Алексей касается губами мочки уха. Ему нравится мучить меня своей любовью,