– Что? – спросил он как всегда нежно и страшно, обводя глазами троих, сидящих на полу, – Почему вы здесь? Перерыв давно подошел к концу.
Квентин кашлянул.
– Стихами поперхнулся? – Поинтересовался Хэпи.
– Репетиции никто не отменял. – Вальсам смотрел испытующе. – Так почему?
– Подождите, у человека рифма в горле застряла, он свое выдаст, – продолжал Хэпи.
Вальсам бросил недовольный взгляд в его сторону:
– Одни цветные слова и бледные роли.
Хэпи передернуло, колючие мурашки поползли по спине. Он пересилил неприятное чувство, как всегда, приступом голоса:
– По всей видимости, других ролей я не достоин. Все в вашей власти. Я без минуты король, – руки его похолодели, он смотрел прямо в глаза Вальсама и не мог ничего в них разобрать.
На лестнице привычно горели свечи. Золотой воск струился по ступеням, отражая в зеркальной глади трепет пламени. Слышалось тихое поскрипывание дерева, словно от чьих-то невидимых шагов, но никого не было. Мирное дыхание тишины изредка перемежалось звоном капель. Темнота сгущалась вокруг лестницы, не в силах ее поглотить. Заретта проснулась. Испуганное дыхание отдавало в голове тяжелым стуком. Пытаясь хоть что-нибудь вспомнить из недавнего сна, она опять закрыла глаза, но образы ускользали слишком быстро. Заретте часто снились подобные сны. Подменяя ее настоящие воспоминания – вымышленными, подходящими по контексту тем или иным сюжетам, эти сны были настолько реальными, что, случалось, за одну только ночь Заретта проживала сотни жизней. События в них перепутывались, линии главных героев не запоминались. Однако каждый раз, закрывая глаза, девушка ждала этих снов, чувствуя себя на месте зрителя или читателя, перед которым открывается замысловатый сюжет. Выбитая таким образом из русла привычной реальности, Заретта нередко ловила себя на мысли, что ее настоящая жизнь намного скуднее красками той, что во снах. К тому же Заретта была одинока, пусть этого она и старалась не замечать. Однажды поверив, что рядом с ней когда-нибудь непременно появится нужный человек, она смягчала свое одиночество уверенным ожиданием. И то рассыпалось, теряя угрожающий вид.
– Письмо, – вспомнила Заретта. Она схватила со стола чашку холодного кофе, прижалась к ней горячими губами и сделала глоток. Горькая влага прояснила сознание. В дверь позвонили. В задумчивости Заретта прошла в прихожую и открыла. Перед ней стоял Азраил.
О прошлом Вальсама говорили шепотом. Никто ничего толком не знал, но весь театр относился к режиссеру с таким уважением, что нельзя было даже и помыслить его прежние годы в неблаговидном свете, а в каком-либо другом – не хватало воображения.
– Если ты король, то кто я тогда? Бог? – Вальсам пристально смотрел в глаза Хэпи.
– Нет, зачем? – выкрикнул тот из боязни, что его голос опустится до шепота.
– Ты хочешь быть богом? – Вальсам рассмеялся ужасным нежным смехом.
Хэпи резко опустил глаза в пол. Вальсам замолчал, ожидая