– Конечно-конечно, – ехидно заметила Бретта, не сбавляя шагу, – маленькие шустренькие «если», помогающие ключнику от работы увиливать?
– Вроде того, – не желая углубляться в тайны мастерства, уступил Штиллер. Специально провоцирует, что ли? Неужто он ей тоже понравился? – А ещё мы, конечно, запираем двери.
– От сквозняков?
Ах ты ж, лещ-косорот!
– Именно так. И от нечисти голодной, злой, что в пустых домах заводится.
– Узелки на замках завязываешь? – тоненьким испуганным голосом уточнила Ненка.
– Почему… а, узелки! – вспомнил Рен, бросив взгляд на изуродованную одёжку. – Нет, мы, ключники, больше словом и железом работаем, иногда камешками, инструментами подходящими. В эти верёвки колючие я, если честно, не верю.
– А Мерре верит. Знаешь, они по правде немножечко помогают, эти узелочки, – Ненка солидно покивала. – Как мама с папой пропали, Мерре всего-всего боялась. Как ветер в окошко стукнет, как шушун под печкой загремит – аж под одеяло забивалась и днями не вылезала. И меня из дому не выпускала. А когда я заболела той весной – сильно болела, есть не могла, а соседи все посъехали, некому помочь, надо лекаря звать, так Мерре весь день у дверей простояла, так и не смогла меня оставить.
Всё это девочка выговорила на одном дыхании, ровно, словно рассказывая о повседневных вещах, вроде непогоды или котов. Штиллер постепенно погружался в чужую страшную сказку, какие охотно слушаешь поздним вечером у камина, зная, что всё закончится хорошо.
– Боялась, – объяснила Ненка, – что вернётся, а меня нет. И не было никогда. А как Родигер научил узелки вязать, всё полегче стало. Мерре снова стала яблоки продавать. Не «яблонки», а я-бло-ки, понял? Мы хоть хлеба поели.
Они свернули в переулок, потом в другой, пробираясь между пустыми, нехорошими домами со слепыми и тёмными окнами, мимо которых даже идти было неприятно. Ни следа не отпечаталось в пыли на пороге, и всё же внутри слышались шорохи и шаги больших существ. Оттуда, из темноты, выглядывали опасные, злые, голодные глаза. Поэтому Рен с малышкой и наёмницей незаметно для самих себя всё ускоряли шаг и уже почти бежали по извилистым переулкам. Совсем перестали встречаться люди, редкие коты проскальзывали мимо, как тени. То и дело приходилось нырять под арки, в полную темноту. Но на той стороне возникал то кусок вечернего неба в рваных тучах, то заботливо привязанная к забору деревянная лошадка, то бесшумный фонтан с чистой водой – маленькие чудеса, помогающие идти вперёд. Пройденный путь становился всё длинней, поворот назад – всё бессмысленней.
Потом Штиллер поймал себя на мысли, что приключение вполне может оказаться ловушкой. Этакой примитивной, сделанной своими руками, из начального курса обучения ключников. Ловушкой, в которую лезешь сам, чтобы проверить, сможешь ли освободиться. Желудок михинца заблудился