С этими словами Делайла втолкнула сына в мертвенно-голубую комнату и, захлопнув дверь, решительно повернула ключ в скважине.
Заперт до окончания времен.
Франциск прислонился к двери и стукнулся о косяк затылком. В комнате царила тишина, лишь по оконному стеклу барабанили тяжелые капли. Небо затянуло такими тучами, что в спальне было темно и… тревожно.
– Привет, – донесся тихий голос.
Филипп по-прежнему лежал в кровати, откинув голову на высокую подушку и вытянув бледные руки поверх одеяла. Франциску вдруг стало стыдно: он покинул брата, а ведь ему так скучно лежать весь день одному… Впрочем, у Франца было оправдание. Он искал Дверь.
И это важно.
Не только для него.
– Что-то случилось?
Филипп смотрел обеспокоенно, чуть нахмурившись. На изможденном лице, казалось, остались лишь глаза – огромные и пронзительно-голубые, в окаймлении тоненькой карей полоски. У старшего брата было все наоборот: почти вся радужка коричневая, а по краешку – голубая.
Франциск вздохнул и, дотащившись до кровати, плюхнулся на нее и принялся рассказывать. Брат не перебивал. Лишь глядел пристально, становясь все грустнее, так что Франц постарался говорить покороче. Когда он смолк, Филипп отвернулся к окну и выдохнул:
– Ясно…
Франц только сейчас заметил, насколько расстроен брат. Чем же на этот раз? Да, они повздорили с утра, но Филипп наверняка давно остыл, да и сам Франц еще до побега выбросил это из головы – бури чувств приходили в его душу и уходили быстрее, чем те, что бушевали в природе.
– Приезжал доктор.
Филипп по-прежнему глядел в окно. Громыхнула молния. Белая искрящаяся ветвь отразилась в огромных глазах Филиппа. Франц вздрогнул и оглянулся. Буковые деревья гнулись под шквалами ветра, а косые струи неистово били по саду. На мельнице сейчас, пожалуй, жутко.
Франциск вновь повернулся к брату и заметил на столе бутыльки, которые прежде не видел. Доктор привез лекарства… Так вот чей экипаж отъезжал от дома, когда он возвращался.
– Мм…
Язык прилип к нёбу. Разговоры о самочувствии близнеца заставляли Франца чувствовать себя неловко. Он старался их избегать, но не мог, ведь игнорировать лекарства Филиппа было трудно. Так же как стойкий запах настоек в комнате. Как и тонкие белые руки брата.
– Франц…
Филипп глядел куда-то в сторону. Его голос дрогнул, и это заронило в сердце Франца недобрые предчувствия.
– Франц, я…
Голос Филиппа оборвался, он смолк и, судорожно втянув воздух сквозь зубы, повернулся к брату. В голубых глазах дрожали слезы. Он сжал пальцами простыню и сглотнул. Сердце Франца забилось громко, гулко, во рту пересохло. Он чувствовал, как подкатывает волна холодной паники, но не мог ее остановить.
– Что? – выдохнул мальчик.
Младший брат молчал.