Париж, 18 декабря 1768 года
(от Жана Дюбарри, Ришелье)
Господин маршал-герцог,
Я получил заслуженное оскорбление в виде тысячи луидоров, которые вы мне всучили. Но раз вы не являетесь автором этой подачки, то я не стану требовать от вас объяснений: эти деньги пахнут или, лучше сказать, благоухают ароматом, который нам с вами хорошо знаком.
Я напишу нашему Ангелу, чтобы поблагодарить ее за доброту. Постараюсь найти самые нежные слова на подметках своих сапог подобно тому, как она сама некогда нашла свое очарование и воспитанность на грязных простынях мамаши Гурдан.
Париж, 18 декабря 1768 года
(от Жана, Жанне Дюбарри)
Мадам,
Я прочел, поразмыслил и теперь еще размышляю над этим ужасным доказательством вашей неблагодарности. Теперь вы – графиня, хотя в злобных стихах вас называют шлюхой. Вы перенесли свои вещи в комнату нашего покойного друга Доминика и каждую ночь спите в малых Кабинетах. Но вы достаточно много путешествовали, чтобы оказаться там, и можете пропутешествовать еще долго, посему держите чемоданы в готовности.
Но, хотя от уличной девки до графини в этой стране и в этом веке всего один шаг и у вас уже два лакея в ливреях с галунами и герб, чья краска еще не успела высохнуть на вашем кресле[83], помните, что именно я помог вам сделать этот шаг и нанял этих лакеев, именно я придумал ваш многовековый герб: сойка, сидящая на двух скрещенных розах.
Я есть и всегда буду вашим прошлым, мадам, поскольку вы лишаете меня права существовать в вашем настоящем. Я буду следовать за вами как тень, поскольку вы не даете мне возможности уехать куда-либо.
Мои советы и поддержка вам так помогли, что вы больше в них не нуждаетесь и ими пренебрегаете, что даже с ними не ознакомились. Пусть так! Но вам их будет не хватать, подумайте об этом! Вы вскоре пожалеете, что отдалили меня. Всегда вам преданный, я буду неподалеку. Вы найдете меня в ваших чемоданах в тот день, когда вновь их раскроете, потому что именно там я буду вас ждать, мадам.
Шуазель прождал до осени, с началом боевых действий против новоиспеченной графини. Но от этого его атака не стала менее яростной. Министр использовал самые агрессивные и низкие приемы: памфлеты, похабные песенки, дойдя даже до комедий, которые стали ставиться в театрах и кабаре. Соотношение сил было не в пользу Жанны. Что она могла противопоставить самому влиятельному, трижды министру[84] Шуазелю? Жанна была не чем иным, как «временной прихотью», жила только капризом Короля, у которого, как известно, было до нее много временных привязанностей.
За каждым поступком новой королевской любовницы внимательно следили, каждое ее слово крайне превратно истолковывалось не только ее врагом и приспешниками, но