Я выбежал из палатки с камерой в руках. Анна, широко открыв глаза, молча, указывала мне рукой направо, где из-за горы, а вернее, от ее малого отрога сбоку были видны два тонких луча, как от прожектора, высвечивающих в небо параллельно друг другу. Лучи имели четкие границы между светом и темнотой и били вверх на высоту порядка километра или двух. От нашей наблюдательной площадки до начала отрога было всего метров двести, и дойти туда, перемахнув через невысокий отрог из скальных пород, не составило бы большого труда. Я, снимая на камеру эти лучи, решил продвинуться в сторону горного отрога метров на пятьдесят, чтобы занять более удобную позицию. Но тут почувствовал сильную острую боль в солнечном сплетении – будто сильнейший удар тупым предметом, – от которой меня буквально согнуло пополам. В тот же момент огромная волна неописуемого ужаса накрыла меня, буквально парализовав и спутав сознание. Такого мощного давления я не испытывал никогда!
Краем глаза я заметил, что Анна тоже опустилась у палатки, и видно было, что ей нелегко. Стас и вовсе лежал недалеко от Александра Ивановича. Однако тот стоял около вынесенной из палатки инфроловушки и, каким-то чудом превозмогая боль, продолжал фиксировать параметры. Я собрался и опять стал снимать лучи. И в этот момент из-за отрога выплыли три доскообразных объекта черного цвета, обрамляемые еле заметным, синим свечением. Эта подсветка четко обрисовывала формы объектов. Расстояние до них составляло не более двухсот метров, и я почти автоматически прикинул их размеры, определив, что в диаметре они были где-то метров 20–25. Диски выстроились в треугольник острием к нам и медленно стали приближается.
Казалось, тысячи щупалец впиваются в мозг и опутывают сознание безотчетным страхом, смешанным с тоской и безысходностью, с гибелью и еще с кучей всяких ужасов, наваливающихся одномоментно. Внезапно у меня перед глазами предстали люди, которые вот так же борются со страхом и ужасом под градом бомб в Косово, Приштине, Загребе и других городах. Перед внутренним взором промелькнули какие-то эпизоды из фильмов о войне, вспомнился мой дед, его рассказы о Второй мировой, о том, что чувствует человек, глядя в глаза смерти. Во мне вдруг проснулась какая-то ярость – сперва безотчетная, потом нарастающая и захватывающая всего меня.
– Кто вы такие, что можете нас вот так унижать и гнать?! По какому праву вы испытываете нас как подопытных кроликов или несмышленых зверьков?! Мне нет дела до ваших уровней! Я человек, живу у себя дома, никого не боясь, и ни от кого не намерен терпеть всякие издевательства!
Я наклонился всем корпусом вперед и пошел в сторону объектов, все больше и больше ускоряя шаг. Камеру я держал как ружье, твердо устремившись вперед с готовностью на все и с огромной ненавистью и гневом ко всем этим силам, так ненавидящим человека и человечество. Ярость клокотала во мне, я рвался в бой, кричал, махал руками, рубил воздух, звал на бой эту силу, которая пыталась раздавить, сломать и уничтожить меня. Я сознавал свою правоту,