Питер. Дневник. Gerda Сорокина

и в итоге – на творчество конкретно моё. Я начала рассказывать задумку своего, как мне казалось, особо эпичного произведения, и, возможно, меня бы не так сильно занесло, если бы Выпь не поддерживала моё воодушевлённое повествование одобрительными репликами и горячими кивками головы. Когда мы всё-таки решили, наконец, отправиться на боковую, на улице заметно рассвело. Начинался рассвет. Выпь снова, уже в который раз за эти сутки, встрепенулась (где только силы берутся): полезли, говорит, на крышу. Ок. Ночь была безнадежно потеряна, в том плане, что спать мы так и не легли, почему бы и нет. Я предчувствовала, что раньше полудня мы уже не встанем, и половина дня пройдёт мимо нас. Так что встретить рассвет на питерской крыше – довольно неплохая идея. Впрочем, все эти унылые и расчётливые размышления – лишь следствие дикой усталости. Вряд ли Выпь хоть на секунду о чём-нибудь подобном подумала, невозмутимо взлетая по лестнице вверх, к выходу на крышу. Я иногда завидую тому, что сомнения её, кажется, никогда не терзают.

      Чердак был перегорожен вдоль метровой кирпичной кладкой, и поперёк него вкось стояли деревянные балки, тут и там валялись непонятные куски строительных материалов. С той стороны, на которую мы выбрались, были лишь маленькие, висящие в полутора метрах от пола, окошечки, поэтому Выпь отправила меня за перегородку выяснить, сможем ли мы выбраться на крышу с той стороны чердака. Сама же она осталась на месте. Таскать её с собой зазря было негуманно и непрактично. Пробираясь сквозь леса и пни, я набрела на небольшой проём, который вёл к лестнице, выходящей в небо. Вернулась за Выпью. Вместе мы снова проделали тот же путь, ещё один подъём и ступили на покатую, но устойчивую железную поверхность. Ржавчина хорошо сцеплялась с подошвами ботинок, однако из-за того, что у крыши не было бордюра, было немного не по себе, уже не беря во внимание то, что мы были довольно пьяные и не спали вторые сутки. Выпь, как и всегда, предоставила волноваться мне, смело перешагивая с одной полосы железа на другую. Я попросила её не ходить, а сесть тут же у вылаза, дабы мне было спокойнее. Наконец мы устроились, открыли ещё одну бутылку вина, прихваченную с собой на автомате. Дома были невысокими, расстояние между ними – небольшим, и можно было представить, что мы – две капли росы на кончике травинки. Над каменным лугом медленно поднималось солнце.

      Выпь улыбалась, обнималась, и по её нечленораздельным довольным восклицаниям можно было сделать вывод, что она абсолютно счастлива. Я курила. Мне было спокойно. Ветер стих, было уже намного теплее, слепило глаза. Я сделала пару фотографий, после чего Выпь отобрала у меня камеру и начала щёлкать в разных (впоследствии при просмотре – конечно, в одном) ракурсах, как я красиво сижу с бутылкой винища в руках, щурясь от рассветных лучей. Нужно признать, что получилось довольно неплохо. Эпично уж точно.