– Так. Ясно. Вы ударили скалкой, он упал. И дальше что?
– А дальше ничего. Я испугалась, думала, убила человека. А потом Ветка пришла. Это соседка с первого этажа. Она сказала, что я его не убила, что он лежит так, потому что пьяный, а не убитый. Ну, мы его ноги затащили в прихожую, и все. Он большой, нам бы на лестничную клетку его и не вытащить было… А потом Ветка домой ушла – у нее дети там одни. А я дверь в комнату закрыла и спать легла. А утром он проснулся и ушел…
– Где проснулся? – снова хохотнул остроумный сопровождающий, стрельнув глазом в сторону Вити.
– В прихожей, где… – обреченно протянула Надя, не смея уже и оборачиваться к Вите.
Он и сам вскоре отлепился от дверного косяка, встал перед ней каменной стеной и протянул к смешливому мужику руку:
– Документы ваши покажите!
– Ой, да это мы пожалуйста! – с готовностью распахнул тот перед ним удостоверение. – Ты не сердись на нас, мужик, чего ты… Работа у нас такая… Ты лучше проведи нас в комнату, нам надо бумаги наши оформить, показания записать. Мы жену твою долго не задержим, не переживай. И еще нам бы сюда соседок этих двух привести, как их там… Ну, которые видели…
Они пробыли в квартире еще полтора часа. Роза Геннадьевна с удовольствием давала показания, успев по пути в подробностях изложить всю шестьдесят седьмую латиноамериканскую серию, которая как раз и заканчивалась, когда она вернулась домой, став свидетельницей происшествия. Ветка пришла с хныкающей Машенькой на руках, изложила все предельно лаконично и удалилась – ребенка пора было спать укладывать. Ночной гость по имени, как выяснилось, Александр сидел в кресле, горестно уставившись на свои ботинки, страдал молча. Витя снова стоял, подперев плечом косяк, смотрел гордо и презрительно на все это действо, тоже молчал. Наконец все ушли. Подозреваемый Александр кинул на Надежду исподлобья отчаянный виноватый и одновременно благодарный взгляд, хотел было что-то сказать, да передумал. Гордого Витиного вида испугался, наверное. Ну, да и бог с ним…
А потом Витя собирал вещи. Надежда сидела в кресле, пождав ноги, провожала глазами его оскорбленную спину, молчала. Поначалу пыталась, конечно, говорить, то есть еще раз как-то объяснить-доказать полную свою в этом деле невиновность, но он ее не слышал. То есть будто ее сейчас и в комнате не было. Складывал деловито в большой чемодан наглаженные сорочки, галстуки, брюки с аккуратными стрелочками. Потом ушел, громко хлопнув дверью. Надежда вздрогнула, прислушалась к тишине, поморгала. Странно, надо же заплакать, а слез нет. Внутри было горячо и сухо, как в пустыне. А еще – горестно и тревожно. И досадно. Конечно же надо было что-то предпринять, как-то его задержать… А она просидела в кресле как неприкаянная. Не сохранила своего гнезда. Плохая жена, плохая птица. Клуша и мямля, больше никто.
Автоматически протянув руку к зазвонившему телефону, услышала спасительный Веткин голос. Ветка говорила почти шепотом – наверняка Артемка с Машенькой только-только заснули, – приглашала к себе