– У всего, что я сделал, был лишь один мотив, – со странной ухмылкой сказал Питер, впервые за все время разговора взглянув на своего собеседника.
Уэлч рассмеялся:
– Интересно, какая же, в вашем понимании, связь может объединять разбой, порчу чужого имущества, а также многочисленные акты вандализма и хулиганства?
– Совершенство! Все, на что, в той или иной степени, были направлены мои действия, было совершенно.
– То есть вы похитили и уничтожили картины стоимостью свыше нескольких сотен тысяч долларов, потому что…
– Да!
– … Разбили по пути домой несколько десятков скамеек и фонарей, вручную уничтожили больше пяти частных участков искусственного газона из-за того, что…
– Разумеется!
– … И даже устроили пожар, выбили и заколотили досками окно в арендуемом вами доме, потому что…
– Все это было совершенно! – всплеснул руками Питер. – Именно! Ох, мистер Уэлч, если бы вы только видели пейзажи за тем окном, вы бы поняли, почему я это сделал.
– Сомневаюсь. – Хмыкнул лейтенант. – Что ж, следуя вашей логике, я могу понять порчу картин и даже – бог с ними – уничтожение окна и дома, отделанного в винтажном стиле. Но как, черт возьми, ко всему этому относятся газоны, эти дорогостоящие общественные туалеты для животных, старые, едва горящие фонари и грязные скамейки с облупившейся краской?
– Как же поверхностно вы смотрите на мир, мистер Уэлч, – сочувствующе произнес Питер. – Вы когда-нибудь гуляли по городу ночью? Как можно не наслаждаться этим прекрасным нежно-оранжевым светом?! Боже милостивый, это не просто свет, это концентрированный поток гармонии и умиротворения! Связующая нить между элементами пейзажа, которая и создает атмосферу! Бальзам для глаз… Вишенка на торте, если так будет яснее!
Этот свет одухотворяет все, на что ниспадает: машины и асфальт при нем в ночи уже не грязные и шумные порождения прогрессирующего общества, а замершие в меланхоличных тонах элементы мира, в корне отличающегося от того, что мы видим при дневном свете. Маленькие и тесные ларьки и киоски уже не рудименты вечно растущего города, а таинственные стражи прошлого, хранящие в себе куда больше секретов, чем может себе представить разум заурядного человека. Что же до скамеек и газонов, если не углубляться в поэтическое описание всех сторон, делающих их превосходными, то они прекрасны лишь тогда, когда остаются неприкосновенными.
– Что же, по-вашему, теперь и мусор, лежащий в стороне от людей с их вездесущими прикосновениями, будет чем-то прекрасным?
– Вы утрируете, – добродушно улыбнулся Питер, – но – да. Представьте себе свалку. Это,