Во рту пересохло, тело тряслось, как в припадке. Его захлестнула волна животного страха. Паника существа, оказавшегося между жизнью и смертью.
Он жадно хватал ртом воздух. Дрожь и холод, вдох и выдох.
Мир больше не существовал. Всё пропало, стало в один миг далёким и пустым.
Картинки, сотканные из нитей энергии, всплывали перед глазами обезумевшими слайдами. Торопливые отблески чужого сознания мелькали как молниеносные вспышки, но чувства за ними всё же поспевали…
И он чувствовал, как за много километров отсюда, его отец Крид оскалился в яростной усмешке. Воин выхватил оружие, ощутив приятный холодок стали. Рукоять меча привычным движением легла в ладонь.
Удивление и смятение мамы Малайи, и, несмотря на неожиданность атаки, блестящий выпад.
Отлетевшая голова подскочившего Анти, кровь, хлынувшая из артерий.
Стремительный водоворот образов кружился перед ним. Леденящее душу месиво, разъярённые, передёрнутые судорогой лица, ненависть и жажда убийства в обезумевших глазах.
Они рычали, как дикие звери, и всё лезли и лезли. Мать и отец, прижавшись друг к другу спинами, кружились в безумном танце, рубили, кололи, резали.
Ярость родителей сливалась в единый поток ударов, подсечек, выпадов. Смерть собирала свою дань с их мечей, как огненный вихрь, прекрасный в своей обречённости.
Найрад бился в истерике, колотил ни в чём не повинную землю и вгрызался в неё зубами. В какой-то момент он вскочил и помчался прочь.
Весть о смерти родителей пришла к нему с запозданием. Пламя их жизни уже угасло. Последние мгновения памяти взвились обезумевшей птицей, крупицы ушедшей силы понеслись над землёй, отыскивая родную кровь. Крошечными стальными осколками они вонзились в его разум.
Он умер за каждого из них.
Три клинка впились в тело отца. Мёртвая хватка холодеющих пальцев сжалась на горле убийцы. Свист стрелы, и холодный сумрак окутал Малайю.
Сердце бешено колотилось, лоб прошибла испарина. Казалось, всё это было только вчера. Найрад встряхнул головой, отгоняя видение.
Зар, сам того не зная, швырнул горсть соли на старые раны.
Разговор поднял воспоминания, которые Найрад много лет пытался вытеснить из памяти. Однако при первой же возможности они выскакивали, словно чёртик из табакерки, и с остервенением скакали перед глазами, заняв все его мысли.
– Ты вступать собрался? – спросил Найрад после короткой паузы, совладав с собой до такой степени, что голос не дрогнул.
Только лицо предательски горело.
– Да как бы уже вступил.
– Что?! – Найрад отдёрнул себя раньше, чем успел заорать.
Вопрос прозвучал эмоциональнее обычного. Он пытался изобразить досаду, в то время как в уме пылал настоящий пожар.
– Ты