– Ну, я прикрыл, хотел подойти, на него посмотреть. Только шагнул, а он из темноты: «Стоять!»
– Жутко стало, по спине мурашки поползли, думаю, когти рвать[5] надо. Но тут Шкет высунулся, заюлил: «Надежный он, я за него ручаюсь. Я в деле с ним был…» – Это он лапшу навесил на уши, ни в каком деле мы с ним не были.
«Заткнись! – рыкнул тот из темноты, и Шкет к стенке прилип, будто приговоренный к вышке, выстрела ждал. – Проходи, садись у стены на стул».
Я как лунатик иду по каким-то тряпкам, стекло под ногами скрипит, и трещит, а сам думаю: «Рвануть надо, нечисто тут». – Сел на полуживой стул, а этот, сука, в глаза светит, как в Гестапо. Шкет вспотел весь, толстые губы облизывает, видно, дрейфил[6] он перед тем, из темноты.
«Ты ему все объяснил? – спросил он Шкета.
«Все, все! Иконы будем покупать в деревнях, – засуетился Шкет. – Он согласен».
«Вот мои условия. За каждую икону будете получать комиссионные. Девятнадцатый век – сотню. Восемнадцатый век – две. Найдешь семнадцатый – станешь богатым. Особенно смотри те, что на деревянных досках писаны. Понял?»
«Чего же не понять, – отвечаю ему. – Прямо азбука. А иконы в деревнях я должен тырить?[7] Тогда это не по мне. Если лезть в хавиру[8], так надо брать не иконы. Можно на всю косую[9] прихватить».
«Заруби себе на носу, – разозлился тот, – никакого воровства! Иконы будешь покупать. Под любым предлогом входи в дом, смотри, спрашивай, придумай, для чего нужна икона, и покупай».
– Для меня тут было все в темноте – эти иконы, века. Ну, я и спросил его: «Как я узнаю, какой это век?»
«Твое дело покупать все, что попадается, я сам определю».
– Понял я, что нужен ему, а для чего – не ясно. Спрашиваю: «Позвольте один деликатный вопрос. За иконы платить векселями или мне завести чековую книжку?» Тут он швырнул к моим ногам пачку и сказал: «Вот тысяча. За деньги будешь отчитываться. Не вздумай мошенничать. Я этого не терплю. Ездить будешь туда, куда я укажу».
– Высунулась из-за луча рука, и в ней шпалер[10]. Век свободы не видать – видел шпалер, «парабеллум»! Я разбираюсь.
Наступила тишина. Лузгин, видимо, погрузился в воспоминания тех неприятных минут, когда он сидел в заброшенном подвале под дулом пистолета.
Рыбалко тоже молчал, ожидая, когда он продолжит свой рассказ и приведет его к краже в палатке. Но Лузгин не мог сразу оторваться от прошлого, и капитан спросил:
– А как ты должен с ним встретиться?
– Я задал ему этот вопрос. Он ответил, что сам найдет меня, когда я ему понадоблюсь. Я пока должен ездить и покупать иконы.
– Ну а как же с палаткой? Зачем она тебе, ты же на золотую жилу напал? – попытался повернуть Лузгина капитан в нужное следствию русло.
– Когда у меня в кармане зашелестели бумажки – плевал я на всякие иконы. Мы в тот вечер со Шкетом банкет закатили. Пара чувих[11] к нам пристала. В общем, недолго музыка