Беляши и врачебные тайны. Александра Ивановна Павлович

боли раскалывалась голова. Сперва Тимофей Петрович удивился, где ж он успел так набраться прошлой ночью, но вскоре вспомнилось: операционная, колючие глаза врача в белой маске, теплые руки медсестры, белый свет, нестерпимо бивший в глаза. И его бледные худые ноги, обтянутые прозрачной кожей, с ручейками фиолетовых вен.

      От нетерпения Тимофей Петрович задрожал. Забыв про головную боль, он выпростал руки из-под одеяла и ахнул. Загорелая кожа – ничего общего с его обыкновенной старческой бледностью. Ладони были большие, крепкие, с длинными пальцами. Тимофей Петрович пару раз согнул и разогнул ладони, чувствуя, как сила струится от плеча до самых кончиков пальцев. Он трогал небольшие, но твердые бицепсы, долго поглаживал ладони, улыбаясь, словно ребенок. В обеих руках на месте локтевого сгиба торчали иглы с проводами, уходящими за спинку кровати.

      Головная боль дала о себе знать громким стуком в висках, а горло обожгла жажда. Тимофей Петрович снова откинулся на подушку и нащупал маленькую кнопку на подлокотнике кровати, такие есть в каждой больнице. Дверь открылась незамедлительно.

      – Тимофей Петрович? Очнулись, значит.

      Молодая девушка в голубом медицинском костюмчике в мгновение ока оказалась у изголовья кровати. Она долго возилась с приборами, которых Тимофей Петрович не видел, но слышал их мерзкое попискивание. В конце концов, сестра вынула из его рук провода, осторожно приподняла одеяло и отлепила от груди пациента несколько мелких присосок. Тимофей Петрович в изумлении уставился на свою грудь – узкую, но крепкую и гладкую.

      – Чудеса вы творите, – проговорил Тимофей Петрович. Голос был тот же, но добавилась глухая хрипотца.

      – Это все Андрей Львович, – улыбнулась сестра, – Кстати, он зайдет сегодня вас осмотреть. Тогда и поблагодарите.

      – Мне бы водички.

      Сестра вышла и вскоре вернулась со стаканом воды.

      – Вот. И лучше бы вам сегодня не вставать, соблюдайте постельный режим.

      Пока Тимофей Петрович пил, тяжело дыша и сопя, сестра сделала ручкой и выскользнула из палаты. Оставшись один, Тимофей Петрович поставил стакан на пол, глубоко вздохнул, будто приготовившись к чему-то, и откинул одеяло. Из старческих, парализованных тяжкой болезнью его ноги превратились в молодые и поджарые. Тимофей Петрович с наслаждением пошевелил пальцами ног.

      В дверь постучали. Тимофей Петрович, вдруг обнаружив свою наготу, быстро прикрылся. Вошла та же сестра.

      – Скоро будут подавать завтрак. Вам беляш или лепешки на кефире?

      Тимофей Петрович поморщился. Что за странный выбор блюд.

      – А яичницы нет? Или овсянки?

      – Вам пока нельзя.

      Странно. А беляш, получается, можно.

      – Ну, давайте беляш. И чай.

      – Хорошо.

      Сестра скрылась за дверью. Тимофей Петрович несколько мгновений прислушивался, нет ли шума за дверью, и сел на кровати, опустив ноги на пол. Кровь с силой прилила к лицу и гулко застучала в висках. Глаза на миг застелила черная пелена.