По сути, Великий князь Николай Николаевич младший узнал о делах моряков только от командующего Северо-Западным фронтом. Да и то – когда 10-я армия уже взяла первый форт Кенигсберга и что-то предпринимать с его стороны было поздно.
Самоуправство? Может быть. Но организация связи была отвратительной. Рапорт о взятии Пиллау, например, просто не успели своевременно доставить. Хотя Главнокомандующий от этого не сильно кручинился. Ведь наконец-то удалось решить проблему с Кенигсбергом, который был как кость в…, хм, глубоком тылу.
Одна беда. Николай Оттович не забыл упомянуть о том, что план всей операции разработали в связке Колчак и Меншиков. Очень продуктивной, надо сказать, связке. Оба дерзкие, резкие и напористые, они прекрасно смогли дополнить друг друга. Морская часть плана и личное командование десантом осталось за Колчаком. Сухопутная компонента, а также схема взаимодействия с кораблями – всецело заслуга Меншикова. Который не только с бумажками возился, но и выступил инструктором сводного батальона моряков. За вклад в дело Эссен его даже представил к ордену…
Но тщетно.
Главнокомандующий отреагировал на Максима, как на красную тряпку, и постарался затереть всякое участие его в операции. А Император не решился идти против дяди. Тем более что непонятно, как было парня награждать. Ведь он уже получил все ордена, положенные ему по чину, и даже более.
Фон Эссен представил его к ордену Святого Георгия без указания степени, как и Колчака. Но Георгиевская дума, находящаяся под сильным влиянием Главнокомандующего, Колчаку дала Георгия, а Максиму – нет. Ведь ротмистру в этом случае требовалось вручить 3-ю степень, а он под него еще чинами не дорос. Да и подвиг его был важный, значимый, но не такой уж и выпуклый. Ситуация с этой операцией в Пиллау вообще получилась очень занятной. Очень многих, даже косвенно сопричастных, наградили, за исключением лейб-гвардии ротмистра Максима Ивановича Меншикова, которого убрали отовсюду из списков. Словно он и не участвовал.
Император тогда возражать дяде не стал. О чем очень пожалел сейчас, 5 мая, находясь в своем рабочем кабинете. Потому что Александра Федоровна ему это припомнила в очень резких выражениях. Она ему все припомнила…
А потом, устав отчитывать супруга, Императрица положила ему на стол письмо дочери. Страшное для Николая Александровича письмо. Ведь там Татьяна слезно просила отца прекратить их терзать и позволить уехать из России. Подальше от всей этой грязи и ненависти. И что она никогда не думала, что ее отец настолько бессердечен и жесток. И что он так ее ненавидит. И что она не виновата, что родилась девочкой. Ну и так далее…
Императрица положила «бумажку» и ушла, хлопнув дверью. А Николай Александрович остался сидеть, словно оплеванный, перед до крайности обидным письмом. Ведь Татьяна была любимой дочерью Николая…
Глава