Говорит как образованный, но на офицера не похож. Значит, значит…
Нет, на Борисе была не военная, а штатская форма. Значит, не командир роты. Да и вообще не военный. Остается замполит.
– Тоже голова! – дед Матвей усмехнулся и принялся скручивать свое привычное курево. – Прошу любить и жаловать. Борис, наш инженер, геологоразведчик. Или просто разведчик! Начальник экспедиции, между прочим! – дед Матвей поднял руку, зажав готовую самокрутку между большим и указательным пальцем.
– Бросьте вы свои «кулацкие» выраженьица, дед Матвей. Вы же коммунист, – ничуть не злясь, все так же весело и легко сказал Борис. Не было в его голосе ни упрека, ни ненависти, только какая-то тугая непрошибаемая уверенность. Уверенность абсолютная, которая выдержит все и вся. Наверное, она мне и не нравилась больше всего.
Борис, кажется, вытряхнул папиросу из пачки и тоже закурил.
– Ладно, ладно. Вот Кинстинтин, лейтенант младшой, значит. Попал в осаду к врагу, еще до наступления. Так и сгинул, бедолага. Но вот плененный! – дед Матвей зачем-то повысил голос. – Плененный Кинстинтин вернулся к нам, в нашу бывшую геройскую кавалерийскую, так сказать, ячейку коммунизма. На-ка, держи! Посмоли маленько, горло прочисть, – и он протянул мне плотную, чуть не с палец толщиной самокрутку.
Плотно крутит дед Матвей, значит, вести с фронтов хорошие. Значит, довольствие приходит в срок.
После первой затяжки меня скрючило, чуть не вырвало. Я кое-как удержался, сплюнул под борт Бэки, на котором лежал, как на больничной койке. И только сейчас понял, что во всем, что здесь происходит, не так! Совсем не так! Вместо зенитки, которая была прикручена к кузову Бэки и которая была главным, да и, пожалуй, единственным оружием нашей роты, теперь возвышался большой коловорот, наподобие тех, какими делают скважины или ямы для телеграфных столбов.
– Э…э…это, – сказал я, показывая дрожащей рукой на странную конструкцию. Я понял, что если наш взвод потерял зенитку, то скоро всех нас отправят в лагеря или даже расстреляют. А еще хуже, отдадут на пытку монгольским пастухам, которые снимут с нас кожу. Просто так. Как они снимают кожу с забитой коровы.
– Ты не крутись. Кури спокойно, – проговорил дед Матвей и снял мягкую опушку пепла с края своей самокрутки. – Кури, оно тебе полезно-то небось…
– Дед Матвей, да как же?! Как же?! – попробовал закричать я, но вместо этого получился какой-то стон. – Зенитка! Зенитка!
– Фью-ть-ть, занетка! – кажется, намеренно коверкая слова, проговорил дед Матвей. – Ужо увезли давно! О-хо-хо-хо…
– Как! Как увезли?! Нас же теперь всех, всех туда… всех за это, того…
– Не бзди, Кинстинтин! Так-то по уговору увезли. Война-то закончилась. Теперь мы – инженерный корпус. Вот передо мной начальство – Борис Эдуардович. А я – механ тут. Ты же знаешь, я Бэку как свои пять пальцев. А ежели что, так и поговорить с ней по-свойски могу. Ну а куда мне