И уже удовлетворив свою похоть, лежа рядом с нею, он вдруг спросил:
– Бунтовать будешь, (о чем-то подобном князь догадывался и прежде), славы темной захотелось, только Олег не придет к тебе ночью, а если тень его и появится, то проку от этого немного будет. А я тебя с любого дна достану.
В ярости он очень сильно сжал ее плечи.
– А потом я тебе такой бунт устрою, что ты и сама к Чернобогу сбежишь, и там свой рай найдешь на веки вечные, если здесь для тебя все недостаточно хорошо утроено. В одном ты права, – Святослав с трудом перевел дыхание, – я не Олег, никогда им становиться ни в чем не собирался. Ни Бог, ни Дьявол, ни Олег твой ненаглядный мне не страшны. Я долго ждал своего часа, но он наступил. Моим именем детей пугать будут, так когда-то в детстве волхв сказал мне и это правда. И не нужны мне ваши сказки про любовь великую.
Но было видно, что юноша просто старается отстраниться от тени предшественника самого, которая по-прежнему ему страшно мешала.
Он поднялся с постели и стремительно направился к двери, не глядя больше на Марию и не прощаясь с ней. Она видела, как глубоко ее упрек застрял в его душе. От него не избавиться так просто.
По дороге он дал себе слово больше у нее не появляться, но знал, что, возможно, это единственное обещание, которое он вряд ли сможет сдержать.
Глава 5 Миф о блудном сыне
Император, узнав, что монах прибыл в город его из русских земель, сам велел разыскать его и назначил встречу, и не только из государственных интересов, хотелось поскорее узнать ему о том, что там творится, но и личное было в душе его. Монах, расставшись с Константином десятилетие назад, с удивлением и грустью заметил, как тот постарел, как он сдал. Но и сам император за это время не стал выглядеть моложе. И видно было, что обоим им недолго оставалось радоваться свету и ходить по священной этой земле. Но в глазах его блеснул огонек живого интереса ко всему происходящему, это и подкупило Боговеда. Так много было отдано той земле, и он уже тосковал о ней, хотя едва покинул ее пределы. Он и не думал, что будет так тосковать без нее.
Император слушал молча. Изредка возвращаясь к реальности, особенно когда речь заходила об Ольге, ее воспоминаниях и лестных словах о путешествии. Когда же в рассказе своем монах дошел до смерти ее, император, уже утомленный услышанным, встрепенулся и не на шутку разволновался. Потом он прикрыл лицо руками. Монах невольно замолчал, не зная, нужно ли завершать повествования или незаметно уйти. Лишь по движению руки императора он понял, что должен продолжить и рассказать про все, что ему стало известно в последнее время.
Император неожиданно спросил о Святославе. Монах, говоря о чем угодно, осторожно обходил тему о новом князе. Но на этот раз он не сдержался, высказал все тревоги и боли, и стало ясно, почему была так печальна