– Когда мы уедем, Скам?
Он замер на мгновение и, заглянув ей в глаза, ответил:
– Сегодня.
Гевос просидел в кабаке почти до пяти утра с неизменной кружкой вина в руке. Его раздирали самые противоречивые чувства. Поцелуй Александры, прикосновение ее мягких и нежных губ никак не резонировал с тем равнодушным вопросом, который она ему задала. Он был убежден, что она будет глубоко признательна ему за проявленную смелость, за поступок, который ясно доказывал, что она для него что-то значит, что он любит ее. Но она спросила его так словно ей его поступок совсем не понравился. Правда, Скам объяснил ему, что она спросила только чтобы посмотреть как он отреагирует. Но зачем? Гевос ничего не понимал. И все-таки как глубоко приятен и как нежен был ее поцелуй. Гевос путался в своих хмельных рассуждениях. С другой стороны, его не покидал образ дерзкой и отчаянной Кеи, которая обнажив всю себя посреди кабака перед взглядами стольких мужчин, отдавалась бешеной страсти и ни у кого не было никаких сомнений в том, что она хотела этого сама и что именно этот факт и отличал ее от тех полуголых девиц, которые находились в кабаке только для того, чтобы ублажить других. И это тоже сбивало Гевоса с толку, ибо он был убежден, что Кея сексуально желает именно его, Гевоса. И поэтому он сидел и пил кружку за кружкой, равнодушно взирая на происходящее вокруг него. После трех часов утра в кабаке начался насоящий разврат. Все девицы находящиеся там к этому времени были полностью голыми. Несколько мертвецки пьяных мужчин валялись на полу или спали сидя за столами. Девицами овладевали все кому не лень, выливая им на головы вино и забавляясь ими кто как хотел. У входной двери и на улице разнимали дерущихся, отовсюду доносились пьяные выкрики и брань. Выпитое вино и вид занимающихся сексом девиц вызывал в Гевосе сексуальное возбуждение, но он не хотел к ним прикасаться. В какой-то момент он почувствовал острое желание проявить насилие, сексуальное насилие, но проявить это насилие к девицам, которые сами готовы были отдаться ему, казалось Гевосу проявлением жалкого трусливого желания доказать свое превосходство перед слабым полом. Кончилось тем, что к пяти утра Гевос пришел в ярость на самого себя, на отсутствие понимания, на свою неспособность объяснить себе, что происходит в его