– Выйдешь из дома и пойдёшь прямо на юг. Рынок увидишь из далека. – и снова вернулся к чемодану.
«Если я заблужусь и случайно выйду в другую реальность, виноват будет он.» – захлопнув за собой дверь, подумала Кэтрин.
Удивительно, но Кэтрин-Софи не заблудилась. Идя по удивительно широкой, мощеной улочке, девушка не могла оторвать взгляд от старинных, бежево-коричневых каменных домов, на стенах которых висели вывески многочисленных таверн и фонари, начавшие медленно зажигаться. На вечернем небе, заходящее солнце роняло на крыши домов последние лучи. Различные флюгера слабо покачивались. Казалось, будто с наступлением темноты город оживал. Тут и там сновали люди, в компаниях или парочки, поодиночке или нет, но будто сам воздух пропитался счастьем и весельем. Повсюду разносился запах жареных каштанов и чего-то столь неуловимого. Многое уходит из людской памяти, но Кэтрин была уверена, что никогда не забудет этот запах жареных каштанов и заходящего солнца. Ещё издали девушка заметила множество лавок и огромное, старое дерево, с зеленой раскидистой кроной, растущее в центре площади. Людей было много, на рынке царил приятный, не бьющий по ушам шум и гвалт. Сбоку Дойл заметила явно неновый, деревянный ларёк. Рядом с балками, держащими навес, в воздухе висели платья и халаты. Приглядевшись, девушка заметила торчащие нитки. Облокотившись на прилавок, тощий как жердь мужчина сплюнул на пол и мученически изрёк: «Инген ханден!» Кэтрин-Софи бочком протиснулась к другому ларьку и вдруг осознала, что со дня ничего не изменилось и она все так же не знает ни слова на их языке, да и понятия не имела ничего насчёт местной валюты. «Как она хоть там называется? Ванкоры? – раздосадовано подумала Дойл, – И остаётся мне только, что смотреть на прилавки…»
В какой-то лавке закричала странная птица, на которую шикнул бледный мужчина с большим количеством татуировок. Рядом, в деревянной телеге были сгружены свитки и книги. Где-то рычали и тявкали животные. Особое внимание привлёк деревянный ларёк, со стеклянной витриной. За стеклом парила многочисленная одежда. Хоть Кэтрин никогда и не испытывала маниакальной страсти к красивой одежде, глядя на этот прилавок, её пробрало. Девушка тихо вздохнула, сетуя на языковой барьер, оставивший её без надежд на покупку. Внезапно чья-то руку легла ей на плечо. Вздрогнув, Кэтрин обернулась. Оказалось, что руку положила ей не высокая, тощая как жердь, торговка со смуглой кожей. Одета она была в скромный, но красивый темно-синий сарафан с длинными, где-то невесомо прозрачными, рукавами. Выглядела она лет на тридцать.
– Вилинте шике? – добродушно улыбнувшись, спросила женщина, -Ё хемтери бра клэнинг.
Дойл, смущенно улыбаясь, попятилась. «Господи, что делать? Тут же никто не может говорить на языке другой реальности!»
Когда женщина спросила ещё что-то, Кэтрин решила начать говорить по-английски, надеясь, что её примут за сумасшедшую и отстанут:
– Извините, меня сюда отправил мой друг Деор, мне ничего не надо, я просто…
– Ооо! -не дав