Еще в коридоре услышал звонок и бросился к двери.
Это была не Надя. Звонил свидетель по делу, которое я заканчивал. Я постарался поскорее закруглиться, чтобы освободить линию.
Не успел я положить трубку, как опять раздался звонок.
– Игорь Андреевич, вы еще у себя?
Я узнал голос Агнессы Петровны.
– Да, сижу как на иголках.
– У вас сегодня приятный вечер, я знаю. Но не больше двух минут…
Знаю я ее две минуты. Поэтому говорю:
– Агнесса Петровна, дорогая, простите, ради бога, вызвали к начальству. Я вам позвоню сам, завтра. Дело спешное?
– Что вы! Пожалуйста. Успеется и завтра. Желаю хорошо провести вечер…
Я вздыхаю. Кладу трубку. Бреду по опустевшему зданию к Фаиночке.
Без двадцати семь меня охватило отчаяние. И не потому, что я до сих пор еще не подводил моего очаровательного конструктора-модельера (хотя бы в последнюю минуту, но ухитрялся уведомить, что занят). Мне было жалко ее, стройную и одинокую, сиротливо стоящую у нашей колонны.
И еще что-то во мне шевелится вроде ревности. Ведь у театра сейчас много мужчин. Молодых и модных. Но, главное, я срывал Наде вечер. Что она подумает, если я не приду?
И вот решаюсь…
– Фаиночка, сделайте мне одно одолжение.
Машинка замолчала. Я никогда ни о чем не просил девушку.
– А смогу?
– Отлично справитесь. Сходите за меня в Большой театр…
Конечно, с моей стороны это было предательством.
Я разрушал нашу дружбу самым варварским способом.
И ее мечты, быть может…
Протягиваю ей два билета.
Надевая пальтишко, которое явно куплено в «Детском мире», потому что такие размеры вряд ли продают в магазинах для взрослых, она, пряча от меня глаза, спросила:
– Как я найду… этого человека?
Боже мой! Вот действительно деликатная душа. Я чувствовал себя инквизитором.
– Крайняя колонна слева. Надежда Максимовна. Стройная. Блондинка.
Фаиночка едва слышно повторила:
– Стройная, блондинка…
– Сестра… – соврал я отчаянно. И от этого у меня стало скверно на душе.
Ее каблучки затихли в конце коридора. В мыслях я шагал с ней вниз, по улице, у ЦУМа завернул к театру. Вот и я. Она не удивилась моему опозданию – такая у меня работа. Потом бегом (Надя ходит быстро, угнаться за ней трудно) направились в гардероб. Затем – по овальным коридорам.
Вот и ложа в третьем ярусе бельэтажа. Погасли люстры, медленно и торжественно. Сладостная минута тишины, натянутой как струна. И вот – мир взрывается божественным фортиссимо увертюры. Распахнулся занавес и…
– А, это вы, Чикуров. – Иван Васильевич остановился посреди приемной и некоторое время рассматривал меня, что-то соображая.
Он открыл дверь кабинета, прошел первый. Я – следом.
Улетучился бог весть куда Моцарт. Я стоял у стола зампрокурора.
– Садитесь. – Иван Васильевич