Мерьем никогда не выезжала из села. За его пределами она только и видела, что возвышающийся вдалеке холм, отчего иногда думала, что совсем не знает мира. Однако она не расстраивалась по этому поводу и знала, что, как только захочет, сможет поехать в место, которое называется Стамбулом. Люди вокруг время от времени говорили друг о друге: «Он поехал в Стамбул, он приехал из Стамбула!», и Мерьем знала, что за этим холмом находится Стамбул. Однажды и она поедет туда вместе с другими и, перевалив через холм, увидит внизу тот самый золотой город, о котором так много говорят.
Он был так близко, что туда совсем несложно было добраться, однако вдруг она вспомнила, что уйти не сможет. И не только в Стамбул, лежащий за горой, но даже и за водой к источнику, куда всегда ходила, или к пекарю на рынок, чтобы взять хлеба, или в лавку, где так приятно пахнет новыми, завезенными тканями, или даже в хамам, чтобы просто вымыться, где прежде проводила по целому дню, – никуда она не может сделать ни шагу. Потому что она пленница – заперта в амбаре. Семья отгородилось от нее и не подпускает к себе.
Даже в туалет теперь Мерьем не может пойти вместе с тетушками и их дочками, как было всегда. Летними вечерами, после ужина, женщины собираются и, найдя угол в саду, присев, писают, одновременно продолжая вести беседу. Как-то раз тетушка после того, как все уже закончили свое дело, заметила про ее непрекращающееся журчание:
– Посмотрите-ка, машаллах, дается же сполна молодым, вон, у Мерьем сколько накопилось!
Двоюродные сестры, внешне дружелюбные, втайне всегда ненавидели сироту Мерьем, это проявлялось даже в том, что касалось справления естественной нужды.
Сестрица Фатьма тогда сказала в ответ:
– Аллах с вами, мама. Какая связь может быть между молодостью и тем, кто и сколько мочится?
И видом, и тоном своим она словно защищала и себя, и свою мать.
У Мерьем не было матери. Бедняжка умерла через несколько дней после рождения девочки. Несмотря на все старания повитухи Гюлизар, чтение молитв имамом, все возможные и невозможные заговоры и знахарские снадобья, которые кто только не советовал и которые не помогали, а лишь мучали ее, – она тихо преставилась и была похоронена за деревней, на кладбище, кишащем змеями, среди травы высокой в человеческий рост.
А тетушки и мачеха любили собираться после обеда в двухэтажном каменном доме, где могли часами болтать, растянувшись на кроватях и подперев руками головы. Женским разговорам не было конца. Все тетки, кроме