И мессир Медичи тоже хороший, он строгий, но добрый. Мог бы просто вышвырнуть Пьеретту из Флоренции, а он денег дал. Флоренция – республика, но золото никто не отменял, потому перед законом все равны, а вот между собой – нет, и девушка-простолюдинка даже в республике не может рассчитывать на замужество с сыном даже самого доброго банкира.
Теперь предстоял разговор с Никколи, разговор, о котором никто не должен знать, как и о его последствиях. Умеет ли этот чудак-философ держать язык за зубами? Оставалось надеяться, что умеет.
– Синьор Никколи, я Джованни де Медичи, отец Козимо.
– Прошу вас присесть, синьор Медичи. Конечно, я узнал вас…
Никколи чуть смутился, он чувствовал, что Джованни пришел не зря, у того серьезный разговор. И дело не в том, что банкиры вообще осторожны в знакомствах, а Медичи и вовсе мало с кем знался, просто было в этом невысоком человеке что-то такое, что заставляло даже самых значительных собеседников чувствовать его волю и тайную силу.
Медичи не стал укладываться на пиршественное ложе, хотя жест хозяина дома указывал именно на такое место, он вообще не стал садиться.
– Синьор Никколи, позвольте мне сразу приступить к делу.
Никколи тоже остался стоять, но не подошел ближе, чтобы не нависать над гостем. Они смотрели друг на друга с откровенным любопытством.
– Синьор Никколи, я уважаю людей, которые знают свое дело лучше других. Вы знаете свое. Я искренне уважаю вас.
– Благодарю… – Никколи просто не знал, что ответить на такое заявление. Медичи словно не заметил легкого смущения собеседника и продолжил:
– Я не был против вашей дружбы с моим сыном. – Никколи напрягся. Неужели Медичи подозревает их с Козимо в сексуальной связи? Но Джованни де Медичи поднял ладони, словно защищаясь от какой-то нелепицы: – Нет-нет, судя по тому, что у Козимо есть любовница, он не занимается содомией, я не о том.
Теперь банкир полез за пазуху и достал оттуда несколько листов.
– Речь пойдет о деньгах. О чем же еще может говорить банкир, не так ли?
Увидев угол одной из бумаг, Никколи понял, что это такое, и помрачнел. Медичи кивнул:
– Вы правильно подумали, синьор Никколи, это ваши заемные расписки. Все. Я верну вам их, если вы вернете мне сына.
– Но я… что значит вернуть сына? Он ваш, я никогда не пытался… я никогда не настраивал его против отца… – Никколи замолчал, повинуясь жесту банкира.
– Я буду оплачивать ваши траты и впредь при условии, что вы не станете препятствовать банковским занятиям Козимо. Он должен стать банкиром, и если подумает, что его будущее в другом, вы сумеете убедить его в моей правоте. Это первое.
Джованни де Медичи медленно порвал листы.
Никколи завороженно смотрел на клочки собственных векселей, предъявление которых не просто разорило бы, но вогнало в нищету. И тут его охватил ужас: вдруг это только копии,