– Век воли не видать! – побожился Философ. – А ты не заметил, какой шмон устроили? Завтра, тридцатого, эти интуристы будут здесь.
– Интуристы, говоришь? – задумался Саня. – Небось кипеж поднимется?
– А то! – кивнул Философ. – Рыков, говорят, волну гонит – типа, нельзя перед ними опозориться.
– Новогодняя кутерьма, значит? – Саня подмигнул Философу. – Дак это ж подарок нам от Деда Мороза! Короче, такие дела, умник: завтра я отсюда свалю.
– Ты че, Сань? – охнул Философ. – Повяжут!
– И хрен с ним… Мне все равно терять нечего, – отрезал Бешеный. – Слышь, Философ, пойдешь со мной?
Философ почесал голову – в сущности, ему было все равно. За годы, проведенные в тюрьме, он развил в себе стоические качества и ко всему относился с буддийским спокойствием.
– Ну, вообще, в планах не было! – заметил он.
– Что ты хочешь, Философ: свалить со мной или чтобы я порвал тебе пасть? – ласково сказал Бешеный.
– Общество не может освободить себя, не освободив каждого отдельного человека! – высказался Философ после минутного размышления.
– Кто говорит? – заинтересовался Саня.
– Энгельс.
– Значит, валим вместе!
Глава 4
Дом Игоря Андрею понравился. Красивый, двухэтажный, со множеством комнат и огромной гостиной, в которой стоял рояль, принадлежавший жене Игоря – Наталье (Наталья была однокурсницей Андрея по консерватории; именно Андрей и познакомил ее с Игорем).
Особенно Андрею понравилось то, что дом расположен на огромном участке земли и удален от соседних домов. А прямо за домом Игоря простирался большой дремучий лес (и тянулся этот лес, если верить словам хозяина, на много-много километров). Собственно, лес начинался прямо на участке, достаточно было открыть заднюю калитку сада – и ты уже в лесу.
На прощание Игорь посоветовал Андрею непременно прогуляться до бывшей барской усадьбы.
– Что за усадьба? – спросил Андрей.
– Памятник архитектуры! Гордость Бабаева! – многозначительно улыбнулся Игорь.
– Ладно, посмотрим, что там за дворец союзного значения!
Андрей попрощался с другом и отправился осматривать окрестности.
Поселок оказался небольшим и безлюдным. Гуляя по нему целых два часа, Андрей так никого и не встретил. Именно о таком уединении он давно мечтал. Кроме всего прочего, ему было приятно сознавать, что его здесь наверняка никто не знает и он может чувствовать себя свободно. В последнее время в Москве Андрей стал ощущать гнет популярности – роман с Лизой прибавил ему ненужной, утомительной славы, и если прежде он, скажем, мог спуститься к газетному киоску в старых джинсах и майке, не переживая по поводу пятидневной щетины, то теперь это было невозможно – его сразу могли узнать, а потом слушай всякие глупости: Савицкий запил. Ох, не повезло же его подружке Барышевой. Кстати, что она вообще в нем нашла? Ни кожи ни рожи, и песни у него дурацкие! Любой выход в свет с Лизой был пиар-поводом, то есть поводом для пересудов и сплетен, на них смотрели,